Волокин вытащил блокнот.
— Я тебя слушаю.
— В то время все трое были полковниками. Ветеранами Алжирской войны. Об одном из них я выяснил кое-какие подробности: Филипп Кондо-Мари, в восьмидесятых произведенный в генералы. С девяносто восьмого в отставке. Живет в Марн-ла-Кокет.
— Дай-ка мне адрес.
Арно сообщил координаты и добавил:
— Неплохо бы тебе придумать достойный предлог, чтобы его побеспокоить.
— По-твоему, три убийства — недостаточный предлог?
— Я имею в виду судебное поручение, доверившее тебе это следствие.
Касдан промолчал в ответ. Арно рассмеялся:
— Будь поосторожнее, Касдан. У папаши длинные руки! Он пережил не знаю сколько правительств. Под конец своей карьеры возглавлял важную отрасль военной разведки. Настоящий кондотьер.
— А два других?
— Я знаю только их имена. Возможно, они уже умерли. Генерал Франсуа Лабрюйер и полковник Шарль Пи. Первому, если он еще жив, лет сто двадцать. Большой опыт колониальных войн. Воевал в Индокитае. Затем Алжир, Джибути, Новая Каледония… У второго, Пи, репутация настоящего дьявола. Он, должно быть, помоложе. Говорят, в Алжире поработал на славу. Рядом с ним Оссарес — вожатый в летнем лагере.
— Ты мог бы разузнать о них поподробнее? Ведь на них наверняка что-то есть в архиве.
Касдан повысил голос. От этих воспоминаний в душе поднялась волна смрада. Арно невозмутимо ответил:
— Успокойся. Военное министерство — это тебе не Who's who.
[13]
К тому же напоминаю тебе, что сегодня двадцать четвертое декабря.
— Это срочно, Арно. Иначе я бы не стал тебя доставать.
— Разумеется. Ты не изменился, старик. Всегда готов бросаться на баррикады!
Касдан улыбнулся:
— Спасибо, Арно. Хорошая работа.
— Рождественский подарок.
Армянин повесил трубку. Наступило молчание. Касдан допил кофе и нарушил тишину:
— Ангел пролетел…
— В России говорят — мент родился.
— Твоя правда. — Касдан хлопнул в ладоши. — Ладно. Надо встретиться с этим генералом. Я уверен, что у Гетца было что-то на него и его дружков. Свидетельство, от которого в нашей доброй старой армии поднялась бы вонь до самых верхов…
— Напоминаю вам, что Хансен видел Гетца только в компании фрицев, в каком-то чилийском захолустье. А не в обществе французских экспертов. Между Гетцем и этими полковниками нет никакой связи.
— А я напоминаю тебе, что наши службы прослушивали квартиру Гетца. И, похоже, контрразведка очень интересуется этими убийствами. В этом бардаке есть какая-то логика. Нам предстоит распутать клубок.
Волокин подлил себе кофе. Касдан заметил, что он чистый, причесанный и свежевыбритый.
— Где ты спал? — спросил он.
— Я и не спал.
— А где помылся?
— У меня есть знакомый душевой павильон.
Заметив выражение лица армянина, Волокин улыбнулся:
— Все нарки в душе бродяги.
Зазвонил городской телефон. Касдан, не задумываясь, включил громкую связь. У него уже не было секретов от напарника. Звонил Пюиферра из службы криминалистического учета:
— На этой неделе тебе везет. У меня есть для тебя новые результаты.
— Что?
— Отпечатки обуви. Эксперты из Форта Рони наконец-то завершили исследования. Им потребовалось много времени. Потому что результаты скорее… удивительные.
— Так это не следы кроссовок?
— Нет. Совершенно ничего общего! Меня сбил с толку рисунок на подошвах. Там все наоборот. То, что я принял за бороздки на подошве, на самом деле было рельефом. Следы шипов и…
— Черт, не тяни. Что это за отпечатки?
— Немецких ботинок. Очень старых. Времен Второй мировой войны.
— Я тебе не верю.
— То ли еще будет. Один парень из Форта увлекается обувью. И историей. Я перескажу тебе его речь о возможности прочесть историю сражений по обуви, которую носили…
— Да, давай.
— О'кей. Если ему верить, это совершенно необыкновенные ботинки. Их изготовили во время войны в районе Эберсберга, в Верхней Баварии. И они предназначались только для детей. Для особенных детей.
— То есть?
— Для «детей Лебенсборна». Знаешь, человеческие племенные заводы, где эсэсовцы плодили маленьких арийцев, чтобы осуществить свою безумную мечту о чистой расе.
Армянин прошептал:
— Что за бред?
— Тот парень из Форта уверен в своей правоте. Он сравнил наши отпечатки с собственными моделями. Обещал прислать мне снимки.
— Я тебе перезвоню. Мне надо это переварить.
— Брось ты это дело, Дудук. Возвращайся к семье и ешь устриц!
— Договорились. Счастливого Рождества. И спасибо.
Длинный гудок. Напарники поняли: их расследование обернулось циклоном, а они оказались в самом его оке. И соскочить не получится. Значит, надо бросить попытки рационального объяснения тех все более абсурдных сведений, которые на них сыпались.
Касдан набрал номер, не отключая громкую связь.
— Кому вы звоните?
— Верну.
— Верну вышел из игры.
— Хочу кое-что проверить.
После шести гудков в кухне раздался голос капитана. Похоже, он был не в восторге от звонка армянина. Он уже перевернул страницу. Теперь он готовился к Рождеству и покупал детишкам подарки.
— Хорошо бы ты рассказал мне о смежных расследованиях. Гетц. Насер. Оливье.
— Я все передал уголовке.
— Ты же оставил копии в своей конторе?
— Я сейчас не в Конторе и до третьего января не работаю.
— Выслушай меня. Я понимаю, что ты покончил с этой историей. Понимаю, что она тебя достала. Но есть еще двое легавых, которым охота с ней разобраться. Мы с Волокиным. Почему бы тебе не помочь нам напоследок?
— Что, собственно, вы ищете?
— У нас есть практически неопровержимое доказательство, что это дети. Дети-убийцы, лет десяти-тринадцати. Три трупа за четыре дня. В разное время суток, в разных кварталах, посреди Парижа. Не может быть, чтобы никто ничего не видел. Наверняка есть свидетельство, хотя бы и косвенное, которое дало бы нам деталь, улику, доказывающую присутствие детей на месте преступления.
Последовало молчание. Касдан представлял себе хмурого капитана, нагруженного игрушками. Ведь армянин говорил ему о ребятишках, способных хладнокровно убивать и калечить взрослых.
