— Голос ангелов. Вершина чистоты.
— Вот-вот. Что вы скажете об этих голосах? Об этой чистоте?
Жансон промолчал. Он закурил свою «монте-кристо», при каждой затяжке выпуская языки пламени. Сигара напоминала факел на нефтяном поле.
Закинув голову, психиатр выдохнул густое облако дыма, тяжелого и медлительного. Словно синяя краска растворялась в воде.
— Все это достаточно просто, — тихо произнес он. — У детей чистые голоса, потому что они чисты духом. Разумеется, я упрощаю. Психика детей не чище, чем у взрослых, но им еще не знакомо желание в осознанной сексуальной форме. Вот почему дети — ангелы. Ангелы бесполы. Затем все меняется. Ребенок открывает для себя желание. Голос его грубеет. А душа в каком-то смысле спускается с небес на землю…
Механик Режис Мазуайе своими словами сказал ему то же самое.
— А есть физиологическое объяснение этого феномена?
— Разумеется. В пубертатном возрасте вырабатывается все больше мужского гормона — тестостерона. Удлиняются голосовые связки, увеличивается гортань. По законам акустики, длинные связки вибрируют не так быстро и издают более низкие звуки. Представь себе скрипку, которая превращается в виолончель. — На его губах мелькнула улыбка. — В каком-то смысле именно появление желания срывает голос. То есть пол превращает ангела в обычного человека.
Волокину вспомнился Режис Мазуайе, механик в фетровых перчатках. Ангел, спустившийся на землю. Мужчина, не сказавший ему всей правды…
Жансон продолжал:
— Проще говоря, в голосе отражается наша плоть. И наша душа. Он как сосуд, понимаешь? Вот почему он всегда в центре психоанализа. Работа психоаналитика состоит в том, чтобы выявить старые подавленные травмы, но одного осознания недостаточно. Чтобы облегчить душу, травму надо «выговорить». Голос вызывает катарсис, Седрик. Он — «великий проводник», как говорят буддисты. Осознать. Выговорить. Вот единственный… путь к освобождению. Тебе, мой мальчик, следовало бы его пройти.
— Об этом мы уже говорили.
Жансон выдохнул клуб дыма, достойный паровой вагонетки:
— Это я говорил. А ты ничего не сказал.
— Профессор, — улыбнулся Волокин, — у меня столько всего на душе, что, если я дам себе волю, меня вывернет наизнанку…
— Абсолютный катарсис.
— Или мгновенная смерть.
— Значит, не рискнешь?
— Не сейчас.
— Если травмы подавляются, это неизбежно приводит к депрессии. Человеческая душа ведет себя в точности как тело. Если чужеродный элемент не удается отторгнуть природными защитными механизмами, он обязательно вызовет гниение. Гангрену…
— Значит, дождусь ампутации.
— Я говорю о твоей психике. От нее нельзя избавиться.
— Вернемся к нашим хорам. Вы ими занимались?
— Время от времени. Даже написал несколько книг.
— Читабельных?
— Не очень. Но я исследовал эту тему. Встречался с регентами. Бывал на концертах, репетициях… Меня интересовало соотношение между голосом и верой. Когда-то христиане признавали только вокальную музыку. Человеческий голос — лучший инструмент для связи с Всевышним. Само слово «религия» происходит от латинского «religarе», что означает «связывать». Голос — это сердце литургии.
Волокину вдруг пришло в голову, что Жансон знал Вильгельма Гетца. Он задал вопрос наудачу. Старый психотерапевт ответил:
— Да, я был с ним знаком. Очень милый человек. — Он с шумом выдохнул струю дыма. В кабинете уже нечем было дышать. — Но, по-моему, слабовольный.
Совпадение укрепило убежденность Волокина в том, что всегда лучше доверять своему чутью. Он нахмурился, чтобы казаться старше, и произнес:
— Вильгельма Гетца недавно убили, и я занимаюсь расследованием.
Врач помолчал. Он был едва виден за голубоватой завесой дыма. Наконец он спросил чуть хрипловатым от курения голосом:
— Причина в его ориентации?
— Сперва и я так думал. Но теперь склоняюсь к мысли, что это как-то связано с его работой регента. Запутанное дело, в котором смешались религия, возмездие и человеческий голос.
— Тебе известно, что он написал книгу?
— Нет.
Жансон поднялся и направился к библиотеке. Со спины он был похож на древний серый пень от разбитого молнией дерева, который все еще дымится. Волокин ликовал. Расследование зашло в тупик, и, чтобы выбраться из него, он сделал крюк, а в результате попал в десятку.
Психиатр положил на стол серую книжечку из тех, в которых приходится самому разрезать страницы. Волокин схватил ее и подумал, что плохо обыскал квартиру Гетца. У того наверняка было много экземпляров.
Черные буквы названия гласили:
РИЧЕРКАР
СКРЫТЫЙ СМЫСЛ ОДНОГО ПРИНОШЕНИЯ
— Эта книга посвящена «Музыкальному приношению» Иоганна Себастьяна Баха, слышал о таком?
— Да. Не забывайте, я был пианистом.
— А еще чемпионом по тайскому боксу. Вот что мне в тебе нравится, Седрик. Ты подавал такие надежды.
— Боюсь, я их не оправдал.
— Напротив. У тебя был выбор, и ты принял решение. Предпочел стать полицейским. В этом смысл твоей жизни. Дай я себе волю, я бы, как старый психиатр, даже сказал, что призвание само тебя выбрало…
Волокин рассматривал шероховатую обложку.
— Вы ее прочли?
— Ну конечно. Ты не видел? Там есть дарственная надпись…
Русский пролистал первые страницы. Нервным почерком с сильным наклоном Гетц написал:
Моему дорогому Бернару-Мари,
которому, как никому другому, известно,
что за каждым словом кроется приношение,
а за каждым приношением — скрытый смысл.
От его друга Вильгельма Гетца.
— Ты знаешь историю «Приношения»?
Волокин перелистал разрезанные страницы. Кусочки бумаги все еще липли к пальцам.
— Я не совсем уверен. Что-то насчет короля Пруссии?
— «Музыкальное приношение», знаменитый номер тысяча семьдесят девять по КРБ — «Каталогу работ Баха», написан в тысяча семьсот сорок седьмом году, когда Бах жил в Лейпциге. В тот год прусский король Фридрих Второй принял музыканта при своем дворе и предложил сыграть на нескольких клавишных инструментах. Фридрих Второй был меломаном, мнившим себя исполнителем и композитором. Вечером он сыграл Баху на флейте собственную мелодию и предложил ему развить эту тему. Бах сел за клавесин. По легенде, он играл не отрываясь, постепенно добавляя к своей импровизации по одному голосу. Так он дошел до шестиголосого контрапункта, не записав ни единой ноты.
— Потом он его записал.
