Уже шагая по коридору, он вдруг осознал одну простую истину.
Сам того не замечая, он стремится большую часть своей жизни проводить здесь, в больнице. Надежно укрытый за ее стенами. В точности как его пациенты.
* * *
— Вот, сделал что мог. Голову, считай, по кусочкам собирал.
— Вижу.
Было 10 часов утра. Анаис Шатле спала всего два часа, прикорнув на диване у себя в кабинете. Прижав к плечу телефонную трубку, она разглядывала на экране монитора то, что осталось от лица жертвы происшествия на вокзале Сен-Жан. Нос смят в лепешку. Надбровные дуги раздроблены. Правый глаз глубоко ввалился и на несколько сантиметров сместился в сторону относительно левого. За распухшими губами видны пеньки выбитых зубов. Не лицо, а сметанная на живую нитку, страшная в своей асимметричности маска.
Судмедэксперт Лонго прислал ей фотографию для опознания — и сразу же позвонил.
— По всей видимости, лицевые травмы вызваны бычьей головой. Убийца действительно выдолбил ее от шеи до мозга, а затем нахлобучил этот жуткий колпак на череп жертвы на манер сплошной маски. Но внутри оставались позвонки животного и часть мышечной ткани. Они-то и изуродовали лицо парнишки.
Парнишки… Лонго употребил правильное слово. Убитому было не больше двадцати лет. Крашенные в черный — воронова крыла — цвет, небрежно подстриженные волосы. Должно быть, гот. Криминалисты уже прогнали отпечатки его пальцев по общенациональной базе данных — впустую. Он никогда не отбывал наказание и даже ни разу не задерживался полицией за мелкие правонарушения. Результатов из Автоматизированной национальной системы генетической информации еще не поступало — для проведения всех необходимых анализов требовалось время.
— Это его и убило?
— Нет, он был уже мертв.
— Причина смерти?
— Чутье меня не обмануло. Передоз. Сегодня утром пришли результаты токсикологического анализа. В крови клиента обнаружено почти два грамма героина.
— Почему ты думаешь, что он умер от передоза?
— Никто не в состоянии пережить такую сильную интоксикацию. Имей в виду, что я говорю о почти чистом героине. С другой стороны, любые иные повреждения отсутствуют.
Анаис перестала строчить в блокноте.
— Что ты называешь почти чистым героином?
— Концентрацию активного вещества в пределах восьмидесяти процентов.
Анаис хорошо знала мир наркотиков. Успела познакомиться с ним в Орлеане — городе, служившем перекрестком наркоторговли в регионе Иль-де-Франс. И потому ей было известно, что дури такой степени чистоты на рынке не бывает. Нигде. Особенно в Бордо.
— Что еще ты можешь сказать по результатам токсикологического анализа?
— Тебя интересует имя и адрес дилера?
Анаис оставила этот укол без ответа.
— Ясно одно, — продолжил Лонго. — Жертва — нарк со стажем. Я ведь показывал тебе его руку. Так вот, я обнаружил следы уколов даже на кистях. Носовые перегородки исследовать не удалось ввиду плачевного состояния костей и хрящей, но мне никакие подтверждения и не требовались. Клиент сидел на герыче давно и плотно. И ни за что не рискнул бы уколоться, если бы знал, что ему подсунули.
Передозировка наркотика всегда случается по недосмотру. Наркоманы постоянно ходят по красной черте, но инстинкт самосохранения не позволяет им сознательно пересекать ее. Следовательно, жертве продали — или дали просто так — дозу героина, умолчав о составе вещества.
— Парень задохнулся, — подвел итог судмедэксперт. — Все признаки налицо. Типичный случай ООЛ.
— Случай чего?
— Острого отека легкого. Зрачки сужены под действием героина и из-за мозговой кислородной недостаточности. Кроме того, во рту скопилось немного розоватой пены. Задыхаясь, он плевался плазмой. Сердце еще работало, но на последнем пределе. Долго и оно бы не выдержало.
— Ты можешь установить точное время смерти?
— Он умер не этой ночью, а предыдущей. Но в котором часу именно, не скажу.
— А почему именно ночью?
— А у тебя есть другие соображения?
Анаис подумала о тумане, который навалился на город сутки назад и не рассеивался целый день. Убийца мог действовать в любой момент, хотя, конечно, элементарная осторожность диктовала ему необходимость передвигаться с подобным грузом под прикрытием ночной тьмы. Ночь и туман, мелькнуло у нее. «Nacht und Nebel». Документальный фильм Алена Рене. Самый страшный из виденных ею фильмов о немецких концлагерях. «Оставь надежду всяк сюда входящий». Каждый раз, когда она пересматривала ленту, а делала она это часто, ей на память приходил отец.
— Есть и еще кое-что странное, — добавил Лонго.
— Что же?
— У меня такое впечатление, что он обескровлен. Тело ненормально бледное. Я проверил и другие ткани. Слизистые век, губ, ногти… Везде одна и та же картина.
— Но ты же сказал, что на теле нет ран или других повреждений.
— Вот именно. Мне кажется, что убийца выкачал из него литр или два крови. Следов от недавних уколов так много, что невозможно определить, куда именно была сделана смертельная инъекция. Но среди них может также быть след от совсем другого укола. Сделанного с целью забора крови.
— Сделанного при жизни?
— Ну разумеется. У трупа кровь не возьмешь.
Анаис сделала пометку: «Вампир?»
— Что-нибудь еще?
— Шрамы от старых ран. По большей части незалеченные порезы. Кроме того, рентген показал множественные переломы костей, причем давние, явно детские. Как и я говорил, этот парень — бомж. Мальчишка из неблагополучной семьи. В детстве его колотили, а кончил он совсем плохо.
Анаис вспомнила изможденное тощее тело в татуировках. Да, судмедэксперт прав. Его гипотезу подтверждал и другой факт. Никаких заявлений об исчезновении человека, подходящего под описание жертвы, не поступало. Или парень приехал из других мест, или никто его не хватился…
— Какие-нибудь еще признаки в пользу этого предположения есть?
— Масса. Во-первых, он был грязен до невероятия.
— Это ты мне еще на месте говорил.
— Я имею в виду хроническую, въевшуюся грязь. Чтобы его отмыть, понадобились чистящие средства. Руки в ссадинах. Кожа на лице покрасневшая, что свидетельствует о жизни под открытым небом. Следы укусов блох. Я уже не говорю про вшей, в том числе лобковых. Труп еще и в морге шевелился.
Анаис не оценила юмор Лонго. Ей представилось, как этот пятидесятилетний, всегда невозмутимый седой человек с диктофоном в руке расхаживает вокруг распростертого на столе для вскрытий тела, озаренного беспощадным светом хирургических ламп. Лонго всегда оставался для нее загадкой.
— По поводу внутренних органов, — снова заговорил он. — Та же история. Печень на грани цирроза. Для парня его лет — катастрофа.
