— Вы ее эксгумируете?
— Чего ради? Про покойницу лучше забыть. А вот что касается ее делишек при жизни, то тут все по нулям.
— Вы отследили ее последние контакты?
— Мы даже не уверены, в какой точно день она исчезла. К тому же у нее дома не нашлось ни записной книжки, ни ноута. Их забрал то ли Януш, то ли кто-то другой еще до него.
— Есть детализация ее звонков?
— Скоро будет. Но что-то мне подсказывает, что для клиентов у нее был другой номер.
— А банковские счета?
— Тоже ничего особенного. Проститутки предпочитают наличку.
— Опрос соседей?
— У нее в квартале он ничего не дал. Никто ее не видел. Она вела ночной образ жизни.
— Ведь она еще и училась.
— Похоже, клиенты чаще видели ее голую задницу, чем преподы — ее золотистые локоны.
Грубость лысого ее раздражала, но у полицейских, как и в жизни, близких не выбирают.
— А сутенер, клиентура?
— Ищем.
— Связывались с ОБС, ГОБТЛ?
Преемники легендарного отдела нравов — отдел по борьбе со сводничеством и главный отдел по борьбе с торговлей людьми — основные органы по отмыванию грязного белья Франции.
— Нет, — отрезал Солина. — Сейчас мне их помощь ни к чему.
— Никто не знает, что труп удалось идентифицировать?
Анаис улыбнулась. Несмотря на свое положение, а точнее, именно из-за него Солина одинок — больше, чем медведь, возвращенный в заповедник. Решив раскрыть это дело в одиночку, он не мог никого просить о помощи. Теперь ему без нее не обойтись.
— Соль, — она впервые назвала его этим прозвищем, которое ему очень шло, — мне нужен кабинет, комп с Интернетом, машина и два нормальных помощника. А еще позвони в комиссариат на площади Инвалидов и хоть лопни, но устрой так, чтобы ты стал моим надзирающим офицером.
— А ты не треснешь, детка?
— Со мной, — сказала она, пропустив его реплику мимо ушей, — ты получишь результат меньше чем через сутки.
Солина хранил молчание и все теребил свое обручальное кольцо, словно онанировал.
Она стояла на своем:
— Я для тебя — единственный шанс добиться того, чего ты хочешь. Твои парни не подготовлены для того, чтобы заниматься уголовным расследованием. Ты ни к кому не можешь обратиться, а в понедельник прокуратура назначит судью, который передаст дело уголовке.
Он по-прежнему молчал.
— Ты с самого начала это знал. Потому и приходил ко мне в тюрягу.
Лицо Солина напряглось, на лбу залегли морщины. Его мысли можно было читать как открытую книгу.
— Так да или нет?
Солина расслабился и захохотал.
— Что тут смешного? — насторожилась Анаис.
— Вспомнил твоего папашу.
— При чем тут мой папаша?
— Нелегко ему пришлось с такой дочкой.
— Он тоже не подарок. Так ты дашь то, что мне нужно, или нет?
— Пойди принеси себе кофе. А я пока все устрою.
Она молча вышла. Коридоры с ковровым покрытием, кондиционеры, тусклые светильники чем-то напомнили ей изолятор, разве что осовремененный. То же самое заключение. Ни красок, ни контактов с внешним миром, ни свободы.
Стоя перед кофейным автоматом, она искала мелочь. У нее дрожали руки, но на сей раз от приятного возбуждения. Она приняла решение. Разделить расследование пополам. Парни из ОБОП пусть занимаются тем, что связано с Мединой. Для себя она приберегла след, о котором никто не знал, — дагеротипы. И ни слова Солина. Ей нужно закрепить за собой преимущество перед этими мужиками.
Кофе потек в стаканчик. Первый глоток обжег ей глотку. Второй пошел лучше, но никакого вкуса она не почувствовала. В измученном желудке что-то урчало и булькало. Она не ела уже… сколько же времени она не ела?
Когда она вернулась в кабинет, Солина был не один. Рядом с ним стояли двое громил с повадками отморозков.
— Познакомься с готом Фитоном и классиком Сернуа. Мои лучшие ребята. Они будут помогать тебе до понедельника.
Анаис окинула их взглядом. Первый — тощий небритый дылда в грязных джинсах, темных кроссовках и черной куртке, из-под которой выглядывала майка с вытянутой физиономией Игги Попа. Со своим коротким хвостиком на затылке и жирно подведенными глазами он выглядел законченным нариком. Второй, такой же высокий, но вдвое тяжелее, был в фирменном измятом костюмчике, запачканном галстуке и с трехдневной щетиной, плохо сочетавшейся с его короткой стрижкой ежиком. Табельное оружие у обоих демонстративно висело на поясе.
Ей они сразу понравились. Эти неформалы напоминали собственную ее команду в Бордо. И в то же время она сразу поняла, что для уголовного расследования они подходят не больше, чем она для вышивания крестиком. Чемпионы по мордобою, а не по рутине, без которой в следствии не обойтись.
— А кабинет?
— Рядом со мной. Я с тебя глаз не спущу. Ты и пальцем не шевельнешь так, чтобы я не узнал.
Она подумала о дагеротипах и поискала лазейку. Но ничего не нашла.
— Решай, — заключил Солина. — Хотя выбора у тебя нет.
* * *
Двух часов чтения хватило, чтобы в общих чертах подтвердились его недавние предположения. Бортовой журнал Франсуа Кубела занимал пять небольших тетрадок в клетку, разборчиво исписанных шариковой ручкой убористым наклонным почерком.
Он работал по старинке. Ни компьютера, ни флэшки, ни Интернета. Только эти школьные тетрадки, спрятанные в обшарпанном домишке.
Он завел этот дневник 4 сентября 2008 года, когда в его отделение в клинике Святой Анны поступил сорокалетний мужчина, страдающий амнезией. Кубела решил фиксировать на бумаге каждый этап течения его болезни. Вскоре к пациенту, который категорически отказывался пройти томографию или рентген, вернулась память. Его зовут Давид Жильбер. Он инженер. Живет в южном предместье Парижа.
Кубела проверил, и все оказалось выдумкой.
В то же время расследование исчезновения Кристиана Мьоссана привело полицейских в клинику Святой Анны: Давид Жильбер на самом деле был Мьоссаном. Постепенно, словно нехотя, пациент обрел свою настоящую личность. После месячного лечения он был выписан к сестре Натали Форестье. Кубела подтвердил свой диагноз: Мьоссан перенес диссоциативное бегство. Почти неизвестный во Франции синдром.
Психиатр изучил все, что было написано по этому поводу по-английски. Он также расспрашивал своих коллег. Так он узнал о другом случае. В Лорьяне, в специализированной больнице в Шатенье, лечился некий Патрик Серена. В сентябре 2008 года он бродил вдоль автомагистрали у Сен-Назера, утверждая, что его зовут Александром. Он оказался коммерческим представителем интернет-издания, холостяком, проживавшим в Пюто, в Девяносто втором
[62]
департаменте. Он пропал в апреле 2008 года во время служебной поездки. Как он очутился в Бретани? Что спровоцировало у него диссоциативное бегство? Что происходило с ним в промежутке между апрелем и сентябрем 2008-го? Он добровольно подписал заявление о госпитализации и какое-то время проходил лечение в Шатенье.
