Из окна открывался вид на тенистую долину, словно зажатую в тисках горных отрогов. Бугристый, ледяной, колючий ландшафт — попади в его челюсти остов самолета, перемелет своими зубами без труда. Нарцисс созерцал эти безлюдные картины с наслаждением. Долина представлялась ему каменным царством, внутри которого он чувствовал себя защищенным.
С чашкой в руке он направился в другое помещение, которое заметил по пути сюда. Прошел коридором. Ему нравилась архитектура заведения. Несущие стены из необработанного бетона. Перегородки из того же бетона, но окрашенного. Никаких финтифлюшек, никакого излишнего украшательства. Линии, поверхности. И ничего более.
Он толкнул дверь и очутился в компьютерном зале. На светлой деревянной стойке выстроились в ряд пять мониторов. Он присел к первому, щелкнул парой клавиш и убедился, что компьютер подключен к Интернету. Зашел на Гугл и набрал в поисковике одно слово.
Matriochka.
Загадочное, судя по произношению, русское слово, которое он якобы произнес, стоя над телом Икара. Программа предложила ему 182 тысячи результатов, но ему хватило одной-единственной картинки, появившейся в верхней части экрана. Знаменитые русские куклы из раскрашенного дерева, которых вставляют одна в другую. «Matriochka» — это всего-навсего русская деревянная кукла. Матрешка.
Он сидел и разглядывал матрешек. Бабуси в красных косынках с румяными щеками. Круглые головы, круглые глаза, характерные очертания. Все это походило на чью-то неуместную шутку. При чем здесь матрешка? Почему он по слогам повторял это слово, стоя на коленях возле мертвого юноши, лежащего на обгорелых крыльях? Повторял снова и снова, как молитву? Вдруг его осенило. Бандос из Бугенвиля говорил, что паролем для связи с убийцами в черных костюмах служит русское слово. Матрешка?
Он проглядел несколько посвященных матрешкам сайтов. Техника раскрашивания матрешек. Вышивки с изображением матрешек. Матрешки-брелоки. Потом пошли рестораны «Матрешка». Книга сказок «Матрешка». Фильм. Рок-группа. Кулинарный рецепт. Художественная мастерская. Сорт водки. Набор диванных подушек…
Он охотно посмеялся бы над всей этой ерундой, но ему было не до смеха. Продолжая кликать мышкой, он вдруг вспомнил, что термином «русская кукла» называл свое собственное психическое отклонение. Что это, случайное совпадение? Или Виктор Януш, склоняясь над мертвым ангелом с обожженными крыльями, твердил себе, что он — всего-навсего русская деревянная кукла? Пассажир без багажа, связанный с мифологическими убийствами?
Он ввел в строку поиска новый запрос.
Анна Мария Штрауб.
На сей раз улов оказался гораздо скромнее. Несколько ссылок на Фейсбук и ряд статей, посвященных кинорежиссеру Жану Мари Штраубу. Он решил поискать по-другому. Вбил слова «самоубийство» и «психиатрическая больница». Эффект превзошел все его ожидания. На него словно перевернулся грузовик с отбросами. Десятки гневных статей против психиатрии, применения антидепрессантов и других способов лечения душевных расстройств. Кричащие заголовки. «Убийственная психиатрия». «Нет манипуляции сознанием!» «Торговля безумием»…
Он стал искать статистику о числе самоубийств, произошедших в психиатрических клиниках в девяностых и двухтысячных годах. Посыпались цифры, комментарии, аналитические статьи… Но нигде не упоминались конкретные имена, никто не рассказывал о конкретных случаях. Конфиденциальность! Он вбил в поисковик одновременно: «Анна Мария Штрауб», «психиатрическая больница» и «Иль-де-Франс». Программа выдала один-единственный результат, не имеющий ничего общего с тем, что его интересовало.
Что ему оставалось? Старый добрый способ. Человеческое общение. Надо позвонить в специализированные учреждения Парижа и пригородов. Найти в каждом из них психиатра и спросить, помнит ли он о подобном случае — молодая женщина повесилась на мужском ремне, — имевшем место в течение последних десяти лет.
Чушь какая.
Особенно если учесть, что сегодня воскресенье. 9 часов утра.
Тем не менее он предпринял эту попытку. Составил примерный список психиатрических больниц и частных клиник, действующих в районе Иль-де-Франс, — в него вошло около сотни учреждений. Он решил ограничить поиск четырьмя расположенными в Париже государственными больницами. «Святая Анна», Тринадцатый округ; «Мезон-Бланш», Двадцатый округ; «Эскироль», Девяносто четвертый округ, и «Пере-Воклюз», Девяносто первый округ. К этому перечню он добавил специализированный медицинский центр имени Поля Гиро в Вильжюифе и Государственную психиатрическую больницу Виль-Эврар в Нейи-сюр-Марн.
Полчаса спустя у него от разговоров пересохло во рту, но результат оказался нулевым. Один-единственный раз ему удалось связаться с интерном, поступившим на работу всего пару лет назад. В остальных случаях ему отвечали секретари, сообщавшие, что никого из заведующих отделениями сегодня нет и не будет. Тупик.
Часы показывали десять утра. Из коридора доносился шум. Хриплые со сна голоса, смешки, стоны. Типичный шумовой фон психушки. Он опустил глаза и вдруг обнаружил, что все это время машинально черкал в блокноте. И нарисовал силуэт повешенной женщины. Стиль немного напоминал мультипликацию Александра Алексеева и его игольчатый экран. Он обрадовался — значит, он не все забыл.
Как вчера сказал Корто?
«Кое-что оказалось подлинным. Ты действительно художник…»
Талант рисовальщика и живописца оставался при нем, несмотря на смену личностей, — так же как воспоминание об Анне Марии Штрауб и знания в области психиатрии. Может быть, он был и психиатром, и художником одновременно?
У него родилась идея. А что, если попробовать провести своего рода перекрестный поиск? Составить два списка. Первый — выпускников медицинских факультетов парижских университетов, специализирующихся в психиатрии, получивших диплом в девяностых годах. Ему сейчас лет сорок, значит, он получал высшее образование лет двадцать назад. И второй — студентов художественных школ примерно за те же годы.
Если в обоих списках обнаружится одна и та же фамилия, значит, он найдет себя. Конечно, нельзя исключить вероятности того, что он был художником-самоучкой… И все же он принялся за работу. Благодаря Интернету быстро скачал списки бывших студентов-медиков и студентов школ изобразительного искусства, в том числе школы при Лувре. Всемирная паутина пестрела старыми фотографиями однокашников, ссылками на встречи выпускников, сентиментальными комментариями. Сеть явно способствует пробуждению в людях ностальгических чувств…
Он распечатал списки, для начала отобрав парижские университеты и художественные школы и сгруппировав выпускников — как психиатров, так и художников, — по годам. Все фамилии в них были перечислены в алфавитном порядке, что давало возможность провести сравнение, хотя он понимал, что эта работа займет у него не один час…
Ему хотелось пойти налить себе еще чашку кофе, но смех и жалобные стоны, разносившиеся по коридору, отбили у него желание покидать свою берлогу. Вооружившись ручкой, он принялся сличать списки, состоявшие из тысяч имен.
