– По поводу этого рефлекса имеются разные теории. Некоторые полагают, что мы унаследовали его от наших далеких предков, обитавших в воде. Когда дельфин или кит ныряет в воду, врожденный механизм немедленно перекрывает его дыхание, а кровь сосредотачивается около жизненно важных органов. Именно это произошло с Манон. На время своего погружения она превратилась в маленького дельфина. Можно сказать, она укрылась в глубинах своего организма. Пробудилась так называемая «прапамять».
Белтрейн снова замолчал, давая мне возможность переварить услышанное. Чудо этого выживания было еще более поразительно, чем он полагал. Одержимая девочка, убитая своей матерью, выжила благодаря глубоко сидевшей в ней памяти дельфина…
– Теперь важно, – продолжил он, – чтобы вы поняли самое существенное. Там не было борьбы.
– Вы хотите сказать, между Манон и ее убийцей?
– Нет. Между Манон и смертью. Она не отбивалась. Ее тут же охватил холод, и она окаменела. Именно этому она обязана своим спасением. Малейшее движение ускорило бы ее гибель. Можно сказать, девчушка приняла смерть. Это один из результатов моих исследований. Если согласиться на небытие, если поддаться ему, можно оставаться в подвешенном состоянии в некотором… промежуточном мире. Между жизнью и смертью…
Я размышлял над этой критической паузой в жизни девочки. Кто видел Манон во время «периода замирания»? Вероятно, дьявол? Но пока я сосредоточился на физиологии:
– Вы говорили о трех факторах.
– Люблю я полицейских, – улыбнулся он. – Вы внимательные ученики.
Он причмокнул:
– Третий фактор имеет отношение к полному выздоровлению Манон. Несмотря на то что жизнь в ней теплилась, можно было опасаться серьезных последствий. Однако когда девочка пришла в себя, она прекрасно соображала. Никаких проблем с речью. Никакой путаницы в мыслях. Только небольшая амнезия. Но мозг работал отлично.
– И как вы это объясняете?
– Еще раз – возраст. Чем моложе мозг, тем больше в нем клеток и тем многограннее его возможности. Мозг девочки, безусловно, пострадал, но включились другие, неповрежденные его участки, куда и переместились умственные способности. Это явление называется мозговой подвижностью. Наблюдались случаи, когда у детей, перенесших травму, вся умственная деятельность переносилась в одно полушарие.
Упоминание об амнезии дало мне повод задать чисто полицейский вопрос:
– Когда она пришла в себя, помнила ли она, что с ней произошло? Говорила ли она что-нибудь о том, кто напал на нее?
Он жестом отмел эту мысль:
– Вопросов об этом я ей не задавал. Это дело полиции.
– Они ее допрашивали?
– Да. Но она не помнила, что случилось на очистной станции. Это довольно частое явление после выхода из комы. Амнезия может даже быть сознательной. В некотором роде мозг пользуется травмой, чтобы скрыть неприятный эпизод.
Манон стерла из памяти эту ужасную сцену. Но ее мать, должно быть, все еще находилась в состоянии шока. Она должна была увидеть в этой амнезии второй шанс для себя. И их совместное будущее. Если бы Манон не вспомнила ни о чем, все могло начаться сначала. На все воля Божья…
Белтрейн, словно угадав мои мысли, подхватил:
– Когда я сказал о воскрешении Манон ее матери, она приняла странное решение. Не объявлять об этом. Может быть, она боялась убийцы. Или шумихи в прессе, не знаю. Во всяком случае, мы договорились с судебным следователем, прокуратурой, отделом расследований, чтобы они не распространялись о произошедшем.
– Я проводил расследование в Сартуи и не нашел ни малейшего следа ее тайного существования.
– И не случайно. Манон осталась здесь, в Швейцарии. Ее бабушка и дедушка обосновались в Лозанне.
– Вы имеете в виду родителей Фредерика, отца Манон?
– Да. По-моему, Сильви, ее мать, была сиротой.
Банковские переводы в Швейцарию. Дед с бабкой, богатые промышленники, не нуждались в этих деньгах, но Сильви хотела сама содержать дочь. Клубок тайн начал потихоньку разматываться.
– Вы продолжали наблюдать Манон?
– Я никогда не терял ее из виду.
– Что она делает? Я хочу сказать: какая у нее была жизнь?
– Нормальная. Радостная, как у всей швейцарской молодежи. Манон – девушка веселая.
– Она где-нибудь училась?
– Она изучала биологию. В Лозанне. Теперь учится в аспирантуре.
Я почувствовал укол в груди. Белтрейн говорил о Манон Симонис в настоящем времени. Девушка где-то жила, дышала, смеялась. Но у меня появилось какое-то непонятное дурное предчувствие.
– А где она теперь?
Врач молча поднялся и встал у окна. Я повторил прерывающимся голосом:
– Где она? Я могу с ней встретиться?
– В этом-то и проблема. Манон исчезла.
Я вскочил на ноги:
– Когда?
– После смерти своей матери. В июне прошлого года. Манон допрашивали французские жандармы, а потом она испарилась.
Не успев появиться, призрак улетучился. Я в отчаянии плюхнулся в кресло:
– Вы что-нибудь знаете о ней?
– Нет. Убийство ее матери пробудило в ней страхи детства, и она убежала.
– Мне надо ее найти. Обязательно. Есть ли у вас какие-нибудь соображения на этот счет? Может, какой-нибудь след?
– Ничего. Все, что я могу сделать, – это назвать вам ее фамилию, под которой она живет в Швейцарии, и адрес в Лозанне.
– Она сменила фамилию?
– Конечно. После своего воскрешения. Ее мать пожелала, чтобы она все начала с нуля. – Он чиркнул пером по рецептурному бланку. – Уже четырнадцать лет Манон Симонис зовется Манон Виатт. Но эти сведения вам ничем не помогут. Я это хорошо знаю. Она достаточно умна, чтобы не дать застигнуть себя врасплох.
Я положил в карман ее координаты. Образ Манон не сочетался с портретами других «лишенных света».
– У вас есть ее фото? Более или менее новое?
– Нет. И никогда не было. Я вам сказал, что Манон вела нормальную жизнь. Это не совсем верно. В ней жил страх перед убийцей ее детства. Здесь, в Лозанне, ей пришлось пройти несколько курсов психотерапии. Она ранима, очень ранима. Мать и бабушка с дедушкой ее опекали. Даже повзрослев, Манон продолжала от них зависеть. При малейшем передвижении она принимала преувеличенные меры предосторожности. Ее квартира была настоящим сейфом. А от фотоаппаратов она бежала как от чумы. Она не хотела, чтобы ее фотография была где-то напечатана, не хотела оставлять никаких следов. А жаль! – Он сделал паузу. – Мне ее сейчас ужасно не хватает.
Ну вот и приехали.
