– Я не могу. Я чувствую жар и холод. Я…
– Слушайте меня и описывайте, что вы видите…
Люк извивался в кресле. Провода вокруг его черепа сотрясались. Его лицо исказил тик, гримаса ужаса.
– Отвечайте мне, Люк!
– Глаза… налитые кровью глаза за ледяной стеной… – Люк был на грани истерики. – Лицо… Оно изранено… Я вижу кровь… вырванные губы… искромсанные скулы… Я…
– Продолжайте. Отвечайте на вопросы.
Его голова бессильно упала на грудь.
– Люк?
Глаза его были открыты. По щекам текли слезы. В то же время он улыбался. Страдания и испуг улетучились. Выражение лица было радостным. Он походил на изображения святых эпохи Возрождения в ореолах небесного сияния.
– Что происходит?
Его улыбка искривилась, стала злобной:
– Он здесь.
Что-то невыразимое проникло в комнату. Мне показалось, что запах гниения усилился. Я посмотрел на других. Корина Маньян дрожала. Левен-Паю чесал затылок. Специалист по изгнанию демонов крутил в руках «Римский требник», чувствуя искушение его открыть.
– Люк, кто там? О ком вы говорите?
– Таких вопросов не задавайте.
Голос Люка снова изменился. В нем появились брюзгливо-властные нотки. Психиатр не дал себя смутить:
– Опишите мне того, кого вы видите.
Люк усмехнулся, опустил подбородок. Его глаза пристально смотрели снизу на гипнотизера, в них была невыразимая ненависть:
– Я сказал: никаких вопросов в этом роде.
Зукка наклонился ниже. Завязалась настоящая схватка:
– У вас нет выбора, Люк. Опишите того, кто находится за стеной из льда. Или из лавы.
Люк нахмурился. Теперь его лицо стало отвратительным, холодным, злым. Оно источало недоброжелательство.
– Льда больше нет, – прошептал он.
– А что есть?
– Коридор. Только коридор. Черный. Голый.
– Есть ли что-нибудь внутри?
– Человек.
– Какой он?
Люк прошептал с нежностью:
– Это старик.
Люк быстро посмотрел в нашу сторону. На его лице было написано удивление. Мы тоже ничего не понимали. Каждый ожидал услышать про рога, козлиную бороду, раздвоенный хвост…
– Как он одет?
– В черное. На нем черное одеяние. Он сливается с темнотой. Выделяется только паутина.
– Паутина?
– Она блестит. У него над головой. У него волосы фосфоресцируют, излучают электричество.
Находиться в кабине становилось все тяжелее. Запах экскрементов усиливался, его нес мощный ледяной сквозняк.
– Опишите его лицо.
– У него белая кожа. Синюшная. Он альбинос.
– Какие у него черты?
– Оскаленные. Его лицо – сплошной оскал. Губы… Они растянуты, так что обнажены десны. Белые десны. Его плоть не знает света.
Теперь Люк говорил механическим голосом. Он давал нам холодный и беспристрастный отчет.
– Глаза. Какие у него глаза?
– Ледяные. Жестокие. С кровяной или огненной обводкой, не знаю.
– Что он делает? Он неподвижен?
Люк осклабился, повторив гримасу старика из туннеля. Это было отражение того, что сидело у него в мозгу.
– Он танцует… Он танцует во тьме. И волосы светятся у него над головой.
– А руки? Вы видите его руки?
– Скрюченные. Переплетенные на животе. Они похожи на его искривленные губы. Все его члены поражены сухоткой, – Люк улыбнулся, – но он танцует… Да, он танцует в тишине… И это Зло, которое действует… Во вселенской крови…
– Он с вами говорит?
Люк не ответил. Приподняв плечи, вытянув шею, он, казалось, к чему-то прислушивался. Не к словам гипнотизера, а к тому, что вещает старик из глубины жерла.
– Что он вам сказал? Повторите, что он вам сказал.
Люк прошептал что-то невнятное. Зукка повысил голос:
– Повторите! Это приказ!
Люк вскинулся, словно пронзенный невыносимой болью. Его лицо страшно перекосилось. Он прохрипел:
– Дина хоубэ овадана. – И повторил, перейдя на визг: – ДИНА ХОУБЭ ОВАДАНА!
Все помертвели. Вонь. Холод. Каждый, я в этом не сомневался, ощутил НЕЧТО. Некое ПРИСУТСТВИЕ.
– Что это означает? – все еще делал попытки Зукка. – Эта фраза – что она значит?
Люк сотрясся от хохота, глубинного, сокровенного. Потом его голова упала, он отключился. Гипнотизер окликнул его. Никакого ответа. Сеанс был окончен – «видение» Люка оборвалось на этой непонятной фразе.
Зукка дотронулся до своего наушника:
– Он в обмороке. Снимите аппаратуру и перевезите его в палату реанимации.
В полном безмолвии Тюилье и его ассистенты устремились к Люку. Остальные пока не шевелились. Мне показалось, что вонь и холод отступили. Их вытеснил звук голосов. Люди заговорили, чтобы немного ободриться. А главное, чтобы вернуться к реальности.
Вдруг мне послышался тихий шепот. Я повернул голову. Отец Кац, уперши взгляд в свой требник, бормотал на латыни: «…Deus et Pater Domini nostri Jesu Christi invoco nomen sanctum tuum et clementiam tuam supplex exposco…»
Быстрыми движениями он обрызгивал водой медицинскую аппаратуру.
Неизменная святая вода.
Экзорцист смывал следы дьявола.
96
– Смешно.
– Я тебе просто рассказываю, что произошло.
– Шуты гороховые.
Манон казалась простуженной – она говорила в нос. Я только что пересказал ей сцену в Отель-Дье. Она сидела на кровати в спортивном костюме, скрестив босые ноги. Она замечательно убралась в комнате. На одеяле не было ни единой морщинки. За несколько дней Манон выявила все непорядки в моей квартире и постоянно с ними боролась.
– Нет, там все принимали это всерьез.
– Вся моя жизнь прошла в окружении психов. Мать со своими молитвами, Белтрейн со своей аппаратурой… Но вы, легавые, вы еще хуже!
Она запросто причислила меня к своим притеснителям. Я сделал вид, что ничего не заметил. Манон раскачивалась на кровати, вцепившись руками в ступни. Из полумрака проглядывали округлость ее щеки, полоска лба, недобрый взгляд. Снаружи беззвучно моросил серый дождь.
– Во всяком случае, – продолжала она, – бред Люка не доказывает, что я пережила то же самое.
