Однако в морге на меня опять нахлынула дурнота. На прозекторском столе перед Свендсеном лежали два мачете. К горлу подступила память о Руанде. Изжогой, приправленной водкой и ужасом. Я оперся на вращающийся столик.
– Что это такое?
Голос у меня дрогнул. Швед улыбнулся:
– Демонстрация.
Он смазал одно из лезвий промышленным клеем. Затем взял пригоршню осколков стекла и рассыпал их по клею. И наконец положил сверху второе мачете, как кусок хлеба на бутерброд с ветчиной.
– Вот так!
– Что так?
Свендсен крепко замотал обе ручки изоляционной лентой, так что два клинка спаялись. Потом он повернулся к телу под простыней. Без колебаний он оголил грудь старика с оплывшим лицом и, размахнувшись, сильно ударил по ней. Я обомлел. Свендсен порой бывал непредсказуем.
С усилием он вырвал стеклянные зубья из тела, потом приказал:
– Подойди.
Я не сдвинулся с места.
– Подойди, я тебе говорю. Не беспокойся. Это тело здесь уже целую неделю. Бомж. Никто не станет жаловаться на причиненный ущерб.
Я неохотно приблизился и рассмотрел рану. Она очень походила на следы укусов. По крайней мере, «моих» укусов. Гиены или другого хищника, бешено набросившегося на труп Сильви Симонис.
– Ты понял?
Он с гордостью протянул мне свою «челюсть». Вокруг нас слегка поблескивали в свете ламп стальные стены.
– К тому же, – продолжал он, – если бы у меня было время найти настоящие зубы хищника, иллюзия была бы полной.
Руанда померкла перед представившимися мне ужасами.
– Что тебя навело на такую мысль?
– Драка черных на площади Республики. Характер ранений. Я кое-кому позвонил. Врачам, которым пришлось поишачить на недавних конфликтах. В Руанде, в Сьерра-Леоне, – в Судане…
– В Руанде ничего подобного не было.
Он поднял голову:
– Правда – ты ведь знаешь. На самом деле я говорю о Сьерра-Леоне. Я навел справки. Девяностые годы. Повстанческая армия. Некоторые отряды использовали этот прием, чтобы внушить населению, что лесные хищники с ними заодно. Ты бывал в тех краях, так что тебе нечего объяснять.
Единственное, что я помнил про Сьерра-Леоне, – это что местные повстанцы могли одним своим видом запугать любого.
Я еще раз рассмотрел двойное мачете Свендсена. Это отвратительное оружие подтверждало мои гипотезы.
Один и тот же убийца.
Везде – в Эстонии, в Италии, во Франции – он пускал в ход такой самодельный «механизм».
К тому же это было новое указание на Африку. Мой Пришелец когда-то жил там. Он изготовил свое орудие на Черном континенте. Он участвовал в конфликтах, изучал насекомых, растительный мир этих стран.
Вырисовывался совершенно реальный человек.
Никакой мистики.
Я поздравил Свендсена и быстро вышел. Теперь у меня было еще больше оснований возобновить человеческое расследование. Пришелец очень старался походить на дьявола. Но детали его техники раскрывались одна за одной, и я собирался сдернуть все покровы с этой кошмарной тайны.
102
Просмотрев список пропущенных вызовов, я увидел, что мне звонила Корина Маньян. Наконец-то. Я набрал ее номер во дворе морга, стоя под мелким дождем.
– Я вам не сразу позвонила, – начала она, – извините меня. Париж никак меня не отпускает. Что я могу для вас сделать? Боюсь, не слишком много. Я даже не имею права с вами разговаривать.
Тон был задан. Я выбросил белый флаг:
– Я хотел предложить вам свою помощь.
– Дюрей, я вас прошу, не лезьте вы во все это. Я уже закрыла глаза на то, что вы что-то вынюхивали в Юра. Хочу вам напомнить, что ваше вмешательство в это дело незаконно!
Голос был сухим, но я понял, что это всего лишь самозащита. Одна в Париже, без поддержки и связей.
– О'кей, – произнес я примирительным тоном. – Тогда просто скажите мне, что вы делали сегодня утром в больнице. Вы ведете следствие по делу об убийстве Сильви Симонис. Так какое отношение это имеет к бреду Люка?
Последовало недолгое молчание. Маньян соображала, как ответить. Наконец она произнесла:
– Опыт Субейра проливает свет на некоторые моменты моего расследования.
– Значит, вы верите в эти истории с видениями, одержимостью?
– Не важно, во что я верю. Меня интересует лишь то, как подобное потрясение могло повлиять на психику фигурантов моего дела.
– Выражайтесь яснее. Каких фигурантов?
– У меня под подозрением Манон Симонис. Возможно, эта молодая женщина перенесла нечто подобное тому, что перенес Люк Субейра. В восемьдесят восьмом году, когда она была в коме.
– Манон ничего похожего не припоминает.
– Это не исключает того, что она пережила негативный предсмертный опыт.
– Допустим, что она его пережила. Допустим даже, что этот опыт превратил ее в убийцу, что совсем невероятно, но какой же у нее был мотив?
– Месть.
Я продолжал притворяться дурачком:
– За что?
– Дюрей, хватит притворяться. Вы не хуже меня знаете, что в восемьдесят восьмом году ее мать пыталась ее убить. И это Манон вполне может помнить, несмотря на всю ее амнезию.
У меня по лицу побежали холодные мурашки. Корина Маньян знала гораздо больше, чем я предполагал. Я подхватил насмешливым тоном:
– Давайте подытожим. В колодце Манон пережила негативный предсмертный опыт. И по-вашему, это потрясение превратило ее в мстительное чудовище, которое выжидало четырнадцать лет, чтобы нанести удар?
– Это гипотеза.
– Которая основывается лишь на шоковом состоянии Люка Субейра?
– Да, и на происходящей с ним перемене.
– Для ареста нужны конкретные доказательства.
– Именно поэтому я пока никого не арестовала.
– Вы хотите снова допросить Манон?
– Да, я намерена допросить ее перед возвращением в Безансон.
– Она этого не вынесет.
– Она не сахарная! – Вдруг ее голос чуть-чуть потеплел. – Дюрей, в этой истории вы и прокурор, и защитник. И вы, мне кажется, доведены до крайности. Если вы действительно хотите помочь Манон, устранитесь. Вы лишь подольете масла в огонь.
Я наконец здорово разозлился:
– Как можно придавать значение свидетельству человека, только что вышедшего из комы? Я знаю Люка двадцать лет. Он сейчас отнюдь не в нормальном состоянии.
