Он бросил ком в мусорный ящик, привинченный к стене.
– Я просто хотел поговорить с вами об одной из моих теорий.
Он улыбнулся:
– И это не может подождать до завтра?
Я ответил на его улыбку. Передо мной снова предстал школьник-отличник, которого я уже встречал в начале расследования. Оксфордский воротничок и маленькие очочки, куцые вельветовые брючки.
– Здесь можно курить?
– Нет, – ответил Тюилье. – Но и я от одной не откажусь.
Я протянул ему пачку. Невропатолог присвистнул с восхищением:
– Без фильтра? Это контрабанда или как? – он вытащил сигарету. – Я даже не знал, что их еще можно где-нибудь найти.
Я тоже взял сигарету. Как полицейский, я знал, насколько важно правильно начать разговор. Взаимопонимание часто устанавливается с первых минут. Этой ночью чары подействовали. Мы были настроены на одну волну. Тюилье указал на приоткрытую дверь у меня за спиной:
– Пойдемте туда.
Я пошел за ним, и мы оказались в комнате без окон и мебели. Чулан или просто курилка.
Тюилье уселся на единственную скамью и достал из кармана металлическую коробочку из-под леденцов – принадлежность курильщика.
– Ну так что за теория?
– Я хочу поговорить с вами о видениях Люка Субейра. О которых он поведал нам сегодня утром.
– Жуть. А ведь я всякого насмотрелся.
Я кивнул:
– Прежде всего, вопрос хронологии. Люк описал нам свое ментальное путешествие как нечто происходившее, когда он тонул. Не думаете ли вы, что это могли быть первые впечатления возвращающегося сознания?
– Не исключено. Он мог спутать две фазы: потерю сознания и реанимацию. Это часто случается.
– А если галлюцинация была у него позже, пока в мозгу еще не все… устаканилось?
– Я не очень хорошо вас понимаю.
– Я пытаюсь выяснить, не был ли негативный предсмертный опыт кем-то спровоцирован.
– Как это?
– У меня подозрение, что ему сделали своего рода… ментальное «впрыскивание».
– Каким образом?
– Скажите мне сразу, существует ли такая возможность.
Невропатолог выдохнул облако бесцветного дыма, выигрывая время для размышления. Казалось, мой вопрос его позабавил.
– Любого можно накачать наркотиками. Или загипнотизировать. Сегодня утром Зукка это великолепно продемонстрировал. Он явно управлял мозгом Люка.
– К тому же сознание человека, вышедшего из комы, чрезвычайно подвержено любому влиянию, не правда ли?
– Конечно. В течение нескольких дней реанимированный не в состоянии отличить сон от действительности. И память его подводит.
– Следовательно, Люк был бы прекрасным объектом для подобной манипуляции?
– Не знаю, правильно ли я вас понимаю. Получается, что кто-то вошел в его палату и ввел ему галлюциногенную сыворотку?
– Вот именно.
Лицо Тюилье приняло недоверчивое выражение:
– С практической точки зрения мне это кажется трудно осуществимым. Здесь у нас настоящий бастион, охраняемый двадцать четыре часа в сутки. Никто не может подойти к пациенту, не расписавшись в формуляре и не встретив медсестру.
– Никто. Кроме медработников.
– Вы это серьезно?
– Я думаю вслух.
Невропатолог загасил сигарету в своей коробочке.
– Допустим. Но какова могла быть цель подобного маневра? Напичкать наркотиками или загипнотизировать человека, который выходит из комы, – это все равно что пострадавшего в автокатастрофе столкнуть в пропасть. Для этого и в самом деле нужно быть садистом.
– Но теоретически такое не исключено.
Он искоса посмотрел на меня:
– У вас только подозрения или уже есть факты?
– Я думаю, что мой подозреваемый должен был использовать африканское растение ибога.
– Ну, вы слишком далеко заходите. Ибога – мощное психотропное средство. Чтобы галлюцинации сошли за негативный предсмертный опыт, ваш злодей должен был впихнуть в Люка это вещество, как только тот очнулся.
– Это возможно или нет?
– Нет, я не думаю. У ибоги имеются сильные побочные действия. Рвота, конвульсии. Люк бы вспомнил о таких последствиях. А к тому же проблема введения. Эту штуку обычно глотают и…
– Я слышал, что существуют вытяжки, пригодные для инъекций.
– Чтобы изготовить такую штуку, нужно быть специалистом. Выделить активное вещество, что очень непросто. Кроме того, ибога – опасное растение, настоящий яд. Погибших от него в Африке уже невозможно пересчитать.
Я поднял руку:
– Речь идет об убийце-психопате. Человеке, который вообразил себя дьяволом и отринул все моральные нормы.
– Вы меня пугаете.
– Будем размышлять дальше. Возможно ли сочетать ибогу с другими анестезирующими препаратами?
– Если за дело возьмется специалист, то да.
Химик. Ботаник. Энтомолог. А теперь еще фармаколог и анестезиолог. И к тому же медик, способный проникнуть в отделение реанимации больницы Отель-Дье. Круг возможных подозреваемых сильно сужается.
Я продолжал:
– Значит, вы принимаете мою гипотезу?
– Мне кажется, все это притянуто за уши. И чересчур сложно. Нужно было смешать несколько препаратов: во-первых, анестезирующий, во-вторых, снимающий побочные действия ибоги, и наконец, вытяжку из самой ибоги…
– И еще что-нибудь для того, чтобы пациент лучше поддавался внушению.
– Как это?
– Введя больного в транс, манипулятор появляется перед ним загримированный, переодетый, похожий на дьявола. Он внедряется в спровоцированную наркотиком галлюцинацию.
– Как старик, о котором говорил Люк?
– Совершенно верно. Когда пациенту кажется, что он покинул свое тело, перед ним появляется туннель, а в нем – мой убийца, загримированный, переодетый…
– Но если ваш пациент без сознания?
– Он, скорее всего, не совсем теряет сознание. Это вопрос дозировки, не правда ли?
Тюилье нервно рассмеялся:
– Вам не кажется, что вы перегибаете палку? К чему такая чехарда?
– Я полагаю, что мы имеем дело с гениальным преступником, убийцей, который играет на слабости своих жертв. Человеком, создающим свой собственный мир зла, далекий от человеческого мира.
– Так значит, очнувшись от комы, Люк Субейра был накачан наркотиками?
