– Слушаю тебя.
– Надо проверить счета одной француженки, которая работала в Швейцарии и погибла в июне. Это возможно?
– Все возможно.
– Даже в воскресенье?
– У компьютеров не бывает выходных. Ее банк во Франции или в Швейцарии?
– Смотри сам.
Я назвал ему фамилию и все данные, которые у меня были.
– Что ты ищешь?
– Она могла регулярно пересылать деньги на один и тот же адрес в течение нескольких лет.
– Кому?
– Вот это я и хочу узнать.
– Дай мне хоть какую-нибудь зацепку.
Я высказал свою гипотезу, для которой не было никаких оснований:
– Может быть, детективному агентству. Частному сыщику.
– Результаты нужны были еще вчера. Я правильно понял?
Я подумал о Стефане Сарразене, который уже наверняка ждал меня в своем кабинете в жандармерии, и подтвердил его догадку.
– Постараюсь все выяснить побыстрее и перезвоню, – ответил Счетчик.
Этот разговор придал мне сил. Их даже хватило для более трудного звонка Лоре Субейра.
– Ты не позвонил вчера, – отозвалась она.
Голос был вялый, заспанный.
– Как он?
– Без перемен.
– А ты?
– Так же.
– Что говорят девочки?
– Спрашивают, когда вернется папа.
Я услышал в трубке шелест простыней и треньканье стакана: я ее разбудил. Наверняка она оглушена снотворным и антидепрессантами.
– Ты сегодня с ними куда-нибудь пойдешь? – рискнул я предположить.
– Куда, по-твоему, я могу с ними пойти? Отведу их к родителям и поеду в больницу.
Молчание. Я мог бы попытаться ее утешить, но не хотелось говорить банальности.
– А как ты? – спросила она. – Дело продвигается?
– Я иду по его следам. В Юра.
– Что ты нашел?
– Пока ничего, но я иду по его следу.
– Ты же видел, куда это его привело…
– Клянусь, я найду объяснение.
Снова тишина. Я слышал ее дыхание. Она казалась отупевшей. Не зная, что сказать, и не придумав ничего лучшего, я прошептал:
– Я тебе еще позвоню. Обещаю.
Когда я отключался, в горле стоял комок. Надо что-то делать, надо искать. Я бросился к машине. Оставалось использовать последний шанс, пока Сарразен в меня не вцепился.
43
Школа находилась в северной части города возле супермаркетов – Леклерка или Лидла – и закусочной «Макдоналдс». На домофоне было две кнопки: «Школа» и «Мадам Бон». Директриса или консьержка? Я нажал на кнопку с именем. Через несколько секунд ответил женский голос. Я представился, назвавшись полицейским. Последовало молчание, потом микрофон каркнул:
– Сейчас выйду.
Мадам Бон выкатилась на крыльцо. Именно выкатилась, потому что она скорее перекатывалась, чем шла. Она весила килограммов сто и в своем пальто из плотной шерсти была похожа на чудовищный фетровый колокол. Могу себе представить, какие прозвища ей давали ученики.
– Я директор школы.
Руки спрятаны в рукава, как принято в Тибете, лицо широкое, слишком сильно накрашенное, в ореоле светлых кудряшек, закрепленных лаком.
– Вы по делу Симонис? – добавила она, поджав губы.
– Да, именно так.
– Мне жаль, но я ничем не могу вам помочь. Манон не училась в нашей школе. Вы не первый, кто так ошибается.
– А где же она училась?
– Не знаю. Может быть, в Морто или в частной школе по ту сторону границы.
Ложь была чрезмерной. Все знали хронологию событий в день убийства, но никто не упоминал, будто из школы в поселок Король пришлось добираться на машине. Я, не отрываясь, смотрел в ее светлые, сильно навыкате, глаза. Она хранила молчание. Я откланялся.
– Простите, что побеспокоил.
– Ничего страшного, я привыкла. До свидания, месье.
Она помахала мне пухлой кукольной ручкой и ушла в дом. Я подождал, пока она переступит порог, и шагнул через перегородку. Придется добывать информацию самому. Найти и вскрыть архивы, отыскать табели Манон Симонис. Сколько у меня шансов на успех? Скажем, пятьдесят на пятьдесят.
Когда я пересекал школьный двор, то заметил справа, как раз в том месте, где основное здание соединялось со спортивным залом, кабинки с открытым верхом. Туалеты. У меня мелькнула идея.
Я пошел по центральному проходу, вдоль которого тянулись умывальники. В глубине был садик, заросший бамбуком и тополями. Эта деталь меняла все. Передо мной был уже не обычный школьный туалет, а затененный листвой китайский пейзаж. Я ощупал двери и цементные стены, пытаясь определить степень их ветхости.
Сколько у меня шансов обнаружить здесь то, что я надеялся найти? Я бы поставил один к тысяче. Открыв первую дверь, я внимательно осмотрел стены цвета хаки. Трещины, грязные пятна, надписи. Некоторые сделаны фломастером, другие выцарапаны в штукатурке. «УЧИЛКА – ДУРА», «Я ЛЮБЛЮ КЕВИНА».
Я прошел во вторую кабинку. Звук сочившейся откуда-то воды смешивался с шелестом листьев. Здесь были другие иероглифы: «САБИНА ЦЕЛУЕТСЯ С КАРИМОМ», «ТРАХАТЬСЯ!»… Рисунки членов и женских грудей перекрывали надписи. Очевидно, туалеты, помимо прочего, помогали школьникам избавиться от комплексов.
Третья кабинка. Выходя из нее, я думал, что моя идея была абсурдной. Но, толкнув следующую Дверь, я остолбенел. Между двумя трубами чьей-то неловкой рукой было нацарапано:
МАНОН СИМОНИС, ЗА ТОБОЙ ГОНИТСЯ ДЬЯВОЛ!
Такого я не ожидал. Я надеялся найти хотя бы имя, намек. Я бегом пересек площадку и поднялся на второй этаж. Директриса была в своем кабинете.
– Вы меня за дурака держите?
Она так и подскочила. С опрыскивателем в руках она ухаживала за комнатными растениями.
– Я только что был в туалете во дворе. Там на стене написано имя Манон Симонис.
– Написано? В туалете?
– Почему вы мне солгали?
– Представьте себе, вот уже десять лет я прошу выделить средства на ремонт этих…
– К чему эта ложь?
– Я… Мне позвонили. И предупредили о вашем приходе.
– Кто?
– Жандарм. Сначала я не поняла, но он сказал, что придет полицейский высокого роста и будет спрашивать о Манон. Он велел мне отослать вас как можно решительнее и без разговоров.
