Когда я проснулся, мы проехали Варезе. Вокруг уже не было ни елей, ни горных потоков. Мы неслись по трассе А8. Казалось, что бесконечная Ломбардская равнина разворачивается перед нами до самого Милана.
В 10.30 мы подъехали к окраине этого крупнейшего промышленного центра. Несмотря на плотное движение на дороге, мои конвоиры не поставили мигалку. Спокойные, молчаливые, непроницаемые, они были похожи на телохранителей, с которыми мне довелось столкнуться в первый мой приезд в Милан: тогда они охраняли судей, участвовавших в операции «Mani pulite».
[21]
Милан остался таким же, как в моих воспоминаниях.
Плоский прямоугольный город, одновременно сумрачный и светлый. Легкая меланхолия витала над его проспектами, но связана она была не с любовью и не с какой-либо романтической эпохой, а с миновавшей промышленной эрой. Здесь сожалели не о тишине озер и превратностях любви, а лишь о промышленном подъеме шестидесятых годов, о шуме машин, об эпохе «Фиата» и «Пирелли». В этой долине, где никогда не дует ветер, еще не забылась добрая старая мечта хозяина-капиталиста, одиноко живущего на своей современной вилле: построить новый мир, где будет много механизмов, заводских труб и лир.
Корсо Порта Витториа.
Дворец правосудия представлял собой массивный храм с высокими квадратными колоннами. Вся площадь, казалось, повторяла его строгие геометрические формы. Телефонные кабинки установлены под прямым углом к булыжникам мостовой, рельсы, по которым разъезжают оранжевые трамваи, строго перпендикулярны дворцу.
11 часов ровно.
Я вышел из машины и переступил порог кафе «Нью-Бостон», находящегося как раз напротив дворца на углу улицы Карло Фрегульи.
Каждый мой шаг казался мне чудом.
55
– Отлично выглядишь.
Джованни Каллаччура предпочитал сдержанный юмор. Верзила родом из Северной Италии, с высоким лбом и тонкими усиками над капризным ртом. Всегда носивший одежду от «Прада», он выглядел куда более стройным, чем можно было предположить, судя по его круглому лицу. Сегодня на нем были узкие брюки из серой шерсти, свитер «под горлышко» из коричневого кашемира и темно-синяя стеганая куртка. Как будто он только сошел с витрины магазина на Корсо Европа.
Я указал ему на стул напротив. Помощник прокурора сел и заказал кофе. «Нью-Бостон» – типичная egelateria:
[22]
длинная оцинкованная стойка, смешанный запах кофе, повидла, панини и круассанов в хромированных вазочках. Стулья были сливового цвета, а скатерти – розового. Каждый круглый стол напоминал гигантскую пастилку от ангины.
– Расскажи о своей безумной ночи, – попросил он, снимая темные очки.
– Сначала ты. Не знаешь, моих преследователей задержали?
– Они скрылись.
– Скрылись? В нескольких километрах от границы?
– Но ты-то отлично спрятался в подлеске.
Я отпил глоток кофе – настоящий экстракт жженой земли – и долго разглядывал булочку с шоколадом, которую заказал, но так и не смог к ней притронуться.
– Здесь можно курить? – спросил я.
– Пока еще можно.
Каллаччура вынул сигарету и подтолкнул ко мне пачку «Давидофф». Я тоже закурил. И по эту сторону границы всюду висели таблички: «Fumare uccide».
[23]
Каллаччура заметил мои посиневшие от холода пальцы:
– Давай отвезу тебя к врачу.
– Все в порядке.
– Что же произошло ночью?
Я вкратце рассказал ему о своем бегстве-погоне, подчеркивая важные детали: убийцы были профи, вооруженные оптическими винтовками… Ничего общего с обычными грабителями, какие попадаются на границе. Не дав мне перевести дух, Каллаччура приказал:
– А теперь расскажи о расследовании, которое тебя сюда привело.
Я рассказал ему об убийстве Сильви Симонис, о детоубийстве, совершенном ею четырнадцать лет назад. О таинственной связи между двумя этими преступлениями. Упомянул о своем сотрудничестве с Сарразеном-Лонгини, жандармом-мстителем, которому я доверял только наполовину. Умолчал лишь о самом начале этого кошмара – о Люке Субейра и его самоубийстве, – не хотелось еще больше запутывать это дело.
Некоторое время Каллаччура сидел молча, не выпуская сигары изо рта, и только теребил в руках солнечные очки.
– Все это как-то не укладывается в голове, – сказал он наконец.
Я потер затылок, который еще ныл после вчерашнего столкновения:
– Особенно когда наклоняюсь.
Он и не подумал улыбнуться, достал из кейса и положил передо мной тоненькую красную папку.
– Это все, что мне удалось найти. Милан далеко от Сицилии. Когда вчера ты рассказал мне о своей истории, я не сразу вспомнил. На самом деле два года назад это убийство наделало много шума. Сначала все подумали, что речь идет об одном из тех зверских убийств, которыми славится Сицилия. Но все изменилось, когда была установлена личность убийцы.
– То есть?
– Это длинная история. И очень итальянская. Сам увидишь. В Катании ты легко найдешь все подробности.
– Хотя бы вкратце расскажи мне факты.
Итальянец решительно допил кофе:
– Агостина Джедда была обычной медсестрой и проживала в Патерно, предместье Катании. Она вышла замуж за друга детства, Сальваторе, электромонтажника. Ничего особенного. Однако в прошлом году она ни с того ни с сего убивает его самым зверским способом.
– Какой у нее был мотив?
– Она не пожелала его назвать.
– Ты уверен, что в этом деле те же особенности, что и в моем?
– Можешь не сомневаться. Разная степень разложения, насекомые, укусы, отрезанный язык. Я даже слышал о лишайнике в грудной клетке. Тебе это ни о чем не говорит?
Я кивнул. Но как два столь схожих убийства могли быть совершены двумя разными лицами? Были и другие нестыковки.
– Такое убийство требует специальных знаний, труднодоступных препаратов.
– Агостина была медсестрой, она имела доступ к кислотам. А что касается насекомых, то, по ее словам, она собирала их с падали на свалках. Это трудно проверить.
Я потянулся к папке, но Каллаччура прижал ее рукой:
– Должен тебя предупредить.
– О чем?
– Во всем этом деле есть что-то мистическое.
