Карим коротко постучал и вошел. Кабинет, заставленный металлическими шкафчиками-картотеками, насквозь пропах душистым трубочным табаком. Стены были завешаны дурацкими фотоплакатами, восславляющими французскую полицию. При виде этих «геройских» фигур Кариму снова стало тошно.
– Ну, что там за хреновина? – спросил Крозье, сидевший за письменным столом.
– Взлом в школе и осквернение могилы. В обоих случаях работали тихо и очень квалифицированно. Странные дела.
Крозье скривился.
– А что украли?
– В школе – пару старых классных журналов. На кладбище – пока неизвестно. Нужно бы получше осмотреть склеп...
– Ты думаешь, эти дела связаны между собой?
– Очень похоже. Два взлома в одно и то же воскресенье, в одном и том же городе... Здорово подпортит нам статистику.
Крозье начал прочищать свою почерневшую трубку. Карим усмехнулся про себя: шеф «косил» под знаменитых детективов пятидесятых годов.
– Вероятно, связь есть, – сказал он, понизив голос. – Конечно, надо сначала проверить, но...
– Я слушаю.
– В склепе захоронен мальчик с весьма оригинальным именем – Жюд Итэро. Он умер в восемьдесят втором году в возрасте десяти лет. Может, вы об этом слышали?
– Нет. Продолжай.
– Ну так вот: украденные классные журналы тоже относятся к восемьдесят первому и восемьдесят второму годам. И я подумал: вдруг малыш Жюд учился в этой школе в те годы и...
– У тебя есть доказательства этой гипотезы?
– Нет.
– Ты проверял другие школы?
– Нет еще.
Крозье продул трубку – ну прямо вылитый комиссар Попей! Карим подошел ближе и заговорил как можно вкрадчивее:
– Разрешите мне заняться этим делом, комиссар. Я нюхом чую: это очень странная история. Тут существует некая связь. Может, это все и ерунда, но я почему-то уверен, что работали настоящие «профи». Они что-то искали. Нужно прежде всего связаться с родителями мальчика, а затем как следует пошарить в склепе. Я... Вы что, не согласны?
Опустив глаза, Крозье усердно набивал табаком жерло трубки. Наконец он пробормотал:
– Это дело рук скинов
[13]
.
– Кого?
Крозье поднял глаза.
– Я говорю, кладбище – это дело рук бритоголовых.
– Каких бритоголовых?
Крозье громко рассмеялся.
– Вот видишь, тебе еще многое предстоит узнать в наших краях. Эти типы – их десятка три – живут в заброшенном ангаре возле Кейлюса. Там раньше был склад минеральных вод. Это километрах в двадцати отсюда.
Карим задумался, не сводя глаз с Крозье. Волосы комиссара ярко блестели на солнце, точно смазанные маслом.
– Мне кажется, вы заблуждаетесь.
– Селье говорил мне, что могила еврейская.
– Да ничего подобного! Я просто сказал ему, что Жюд – имя еврейского происхождения. Но это ровно ничего не означает. На склепе нет никакой иудейской символики, и вообще, евреи предпочитают хоронить покойников среди своих. Комиссар, этот мальчик умер в возрасте десяти лет. В таких случаях на еврейских могилах всегда имеется символ, гравировка, в общем, нечто, объясняющее эту преждевременную кончину. Ну, вроде обрушенной колонны или надломленного деревца. Но это захоронение явно христианское.
– Ишь ты, какой ученый! И откуда ты все знаешь?
– Читал.
Но Крозье упрямо повторил:
– Там орудовали бритоголовые.
– Но это абсурд! Совершенно не типично для расистов. Даже обыкновенным вандализмом не пахнет. Воры явно что-то искали...
– Карим! – прервал его Крозье дружеским тоном, в котором, однако, слышалось легкое раздражение. – Я всегда прислушивался к твоим мнениям и советам. Но здесь командую я. Так вот, поверь старому сыскному псу и займись бритоголовыми. Наведайся к ним, и, я думаю, тебе это кое-что даст.
Карим выпрямился и сглотнул слюну.
– Один?
– Уж не хочешь ли ты сказать, что боишься кучки бритых сопляков?
Карим не ответил. Крозье обожал устраивать своим подчиненным такие испытания. Конечно, с его стороны это была подлость, но вместе с тем и знак уважения. Молодой араб вцепился в край стола. Ладно, если Крозье угодно поиграть, то и он доведет эту игру до конца.
– Комиссар, я предлагаю вам сделку.
– Ишь ты!
– Я съезжу к бритоголовым. Один. Потрясу их как следует и представлю вам рапорт сегодня же, до тринадцати часов. Но за это вы добудете мне разрешение обыскать склеп на законных основаниях. И еще я хочу потолковать с родителями малыша. Тоже сегодня.
– А если это все-таки скины?
– Это не скины.
Крозье раскурил трубку. Табак затрещал, как целый сноп люцерны.
– Ладно, идет, – сказал он со вздохом.
– Значит, после Кейлюса я займусь расследованием?
– Только если успеешь доложиться мне к тринадцати часам. Но все равно, парни из республиканской полиции очень скоро сядут нам на хвост.
Молодой сыщик направился к двери. Он уже взялся за ручку, когда комиссар добавил:
– Я уверен, бритоголовые будут в восторге от твоего стиля работы.
Карим захлопнул за собой дверь под жирный смех старого жандарма.
10
Настоящий сыщик обязан знать своего врага вдоль и поперек. Знать все его сильные и слабые стороны, все его личины. Карим знал скинов как самого себя. Еще во времена Нантера он часто сталкивался с ними в беспощадных уличных разборках. А во время учебы в полицейской школе написал о них подробный доклад. И теперь, мчась на полной скорости в Кейлюс, он мысленно перебирал свои воспоминания. Не вредно было заранее прикинуть шансы на удачу в разговоре с этими подонками.
Главное – определить, с какой из двух группировок ему придется иметь дело. Не все скины были крайне правыми – кроме них имелись еще «красные скины», примыкавшие к левым экстремистам. Молодые люди разных национальностей, тренированные, накачанные, приверженные своему особому кодексу чести, они были так же опасны, как неонацисты, – если не более. Но с этими Кариму еще удалось бы как-то справиться. Он бегло припомнил атрибуты каждой группировки. «Фаты»
[14]
носили свои «бомберы» – куртки английских военных летчиков – лицевой стороной, блестящей и зеленой. «Красные», напротив, выворачивали их наизнанку, фосфоресцирующей оранжевой подкладкой наружу. «Фаты» шнуровали бутсы белыми или красными шнурками, «левые» – желтыми.
