– Убийца следовал некоему ритуалу. Обряду, который должен был завершиться именно так – тело в позе эмбриона в углублении скалы. Я не сомневаюсь, что он добивался определенной цели и тщательно обдумал свои действия. Скорее всего, главное в этой церемонии – извлечение глаз. И еще вода, эта вода под веками – вместо глаз. Как будто убийца хотел вымыть орбиты, очистить их. Мы сейчас проводим анализ этой воды. На всякий случай. Может, найдем в ее составе что-нибудь достойное внимания... Какую-нибудь интересную химическую составляющую...
Ньеман вяло отмахнулся от этих последних слов. Интереснее было то, что Кост говорил об очистительной роли воды. Комиссар еще со времени посещения маленького озера тоже думал о катарсисе, умиротворении. И вот они с доктором сошлись на этой мысли. Там, над тихой запрудой, убийца стремился омыть водой нечто грязное – быть может, просто собственное преступление?
Шло время. Никто не осмеливался шелохнуться. Наконец Ньеман тихо сказал, открывая дверь аудитории:
– Вернемся к работе. Ждать нельзя. Я не знаю, в чем должен был сознаться Реми Кайлуа. Я только надеюсь, что его смерть не повлечет за собой другие убийства.
12
И снова Ньеман и Жуано отправились в библиотеку. Перед дверью комиссар мельком взглянул на лейтенанта: у того было перекошено лицо. Полицейский дружески хлопнул его по спине, подбадривая взглядом. Юный Эрик ответил ему бледной улыбкой.
Они вошли в просторный, уставленный книгами зал. Там их ожидало удивительное зрелище. Два офицера уголовной полиции с видом мучеников просматривали том за томом; им помогали нижние чины: засучив рукава, они снимали с полок книги и складывали их на столы стопками, пачками, целыми кучами. Пораженный Жуано спросил:
– Что это?
Один из офицеров ответил:
– Откуда я знаю, делаем, что приказано... Ищем все книжки, в которых написано про зло, религиозные обряды и прочую муру.
Жуано украдкой взглянул на Ньемана. В ярости от бестолковости «уголовников», он заорал:
– Вам же было велено работать с компьютером! А не листать все книжки подряд!
– Мы их и отобрали на компьютере по названиям и по темам. А теперь ищем в самих книгах все, что сходится с данным убийством.
– А вы просили совета у интернов?
Офицер страдальчески скривился.
– Господи, уж эти философы! Они нас заговорили насмерть! Один стал объяснять, что зло есть буржуазная категория и его надо рассматривать в социальном разрезе и под марксистским углом. Мы его отставили. Другой что-то талдычил о рубеже и его преодолении, о том, что этот рубеж – в нас самих... что наше сознание непрестанно борется с высшим цензором и... В общем, ни черта мы не поняли. Третий разразился речью об абсолюте и поиске невозможного... Этот что-то нудил о мистическом опыте, который может реализоваться как в добре, так и во зле, ибо он воплощен в стремлении. Уф! Нет, лейтенант, нам это дело не по плечу!
Ньеман расхохотался.
– Я тебе говорил, – шепнул он Жуано, – бойся интеллектуалов!
И он обратился к замученному полицейскому:
– Продолжайте поиски. Ищите ключевые слова – «зло», «насилие», «пытки», «ритуалы», и добавьте к ним еще «воду», «глаза» и «чистоту». Справьтесь с компьютером. И найдите нам имена студентов, которые брали эти книги, работали над этими темами, например писали диссертации. Кто сидит за центральным компьютером?
Коренастый парень, поигрывая мускулами под курткой, встал и отозвался:
– Это я, комиссар.
– Что еще вы нашли в файлах Кайлуа?
– Списки попорченных книг, новые заказы и прочее. Списки студентов, работающих в читальном зале, и их места.
– Их места?
– Ну да. Кайлуа должен был их рассаживать вон там, – и лейтенант указал на застекленные кабинки. – Он вносил номера мест в компьютер.
– Вы не нашли его диссертацию?
– Нашел. Толстенный «кирпич» в тысячу страниц, об античности и этой... как ее... – он заглянул в свои корявые записи, – Олимпии. Там говорится о первых Олимпийских играх и священных обрядах вокруг всего этого дела... Так заковыристо написано, мозги сломаешь!
– Сделайте распечатку и прочтите ее.
– Чего?!
Ньеман уточнил с иронией в голосе:
– По диагонали, конечно.
Парень растерянно таращился на него. Комиссар продолжал:
– А что-нибудь еще в этой машине нашлось? Видеоигры, электронные письма?
Полицейский отрицательно мотнул головой. Это не удивило Ньемана. Он был заранее уверен, что Кайлуа жил только книгами. Дисциплинированный библиотекарь, позволявший себе во время работы единственное развлечение – подготовку собственной диссертации. Какие же признания можно было выбивать из такого аскета?
Ньеман обратился к Жуано:
– Пойдем-ка со мной. Расскажешь, что ты выяснил.
Они уединились в закутке между полками. В конце прохода один из полицейских в кепи бестолково листал книгу. Комиссар едва удержался от усмешки.
Лейтенант открыл свой блокнот.
– Я расспросил многих интернов и двух коллег Кайлуа, работавших здесь же, в библиотеке. Реми не слишком любили, но безусловно уважали.
– А почему не любили?
– Да просто так. У меня создалось впечатление, что люди чувствовали себя неловко в его присутствии. Он был крайне скрытен и некоммуникабелен. Не старался сойтись с окружающими. В каком-то смысле, этому способствовала его работа. – И Жуано обвел зал почти испуганным взглядом. – Представьте себе – сидеть в этой библиотеке весь день напролет и молчать!..
– Тебе рассказывали что-нибудь о его отце?
– Вы уже знаете, что он тоже работал библиотекарем? Да, мне о нем говорили. Человек того же типа. Молчаливый, непроницаемый. Наверное, сама атмосфера библиотеки – точь-в-точь исповедальня! – должна давить на психику.
Ньеман прислонился к стеллажу.
– Тебе сказали, что он погиб в горах?
– Конечно. Но тут ничего подозрительного нет. Старика просто накрыло лавиной...
– Я знаю. В общем, ты думаешь, что никто не мог ненавидеть Кайлуа, ни отца, ни сына?
– Комиссар, убитый ходил за книгами в хранилище, заполнял карточки и рассаживал студентов в читальном зале. Кто же станет мстить ему за это и с какой стати? Не мог же его убить студент, которому он по ошибке выдал не ту книгу!
– О'кей. А что у нас по линии альпинизма?
Жуано полистал свой блокнотик.
– Кайлуа был непревзойденным альпинистом и ходоком. В последнюю субботу его видели несколько человек; они сказали, что он уходил на двухтысячник. Пешком и без снаряжения.
– Попутчики у него были?
