Наконец он сел и стал читать внимательнее.
Версия о разбойном нападении отпадала. Запросы в тюрьмы, префектуры и суды ничего не дали. Угоны машин за последние двое суток никак не были связаны с убийством. В преступлениях и происшествиях, зафиксированных за истекшие двадцать лет, не было ничего общего с этим жутким и странным случаем. В самом Герноне за эти же годы всего несколько раз составлялись протоколы: дорожные аварии, пожары, грабежи да несколько несчастных случаев в горах...
Ньеман отложил папку. Выглянув в окно, он увидел только что вернувшийся патруль; озябшие жандармы растирали покрасневшие от холода лица. Он бросил вопросительный взгляд на Вермона, но тот отрицательно качнул головой – опять ничего!
Комиссар еще несколько секунд смотрел на жандармов, но мыслями был далеко отсюда. Он думал о двух женщинах. Одна – крепкая, темная, как дубовая кора. Упругое тело, гладкая бархатистая кожа. Запах смолы и сухих трав. Другая – хрупкая и недобрая. В ней чувствовалась тревога и агрессивность, но она привлекала Ньемана не меньше, чем та, первая. Что скрывала эта женщина с таким изможденным, но волнующе прекрасным лицом? Действительно ли Кайлуа истязал ее? В чем заключалась ее тайна? И вправду ли она так сильно горевала по мужу, претерпевшему нечеловеческие муки?
Ньеман встал и снова выглянул в окно. Солнце над горами пронизывало облака клинками своих лучей, зловеще блиставших на черной вздутой туше грозы. Внизу теснились серенькие, неразличимо одинаковые домики Гернона. Остроконечные крыши, на которых не задерживался снег. Темные квадратные оконца, похожие на картины в мрачных тонах. Река, бегущая через весь город, мимо жандармерии...
Мысли Ньемана вновь обратились к двум женщинам. Эта лихорадка охватывала комиссара при каждом расследовании, словно поиск преступника обострял все его чувства, побуждал к чему-то вроде любовной охоты. Он мог влюбляться только в этой криминальной суматохе – среди подозреваемых, свидетелей, шлюх, официанток...
Так какая же из двух – брюнетка или блондинка?
Зазвонил его мобильный телефон. Это был Антуан Реймс.
– Я только что из Отель-Дьё.
Сегодня Ньеман еще не звонил в Париж. И теперь дело в Парк-де-Пренс вновь настигло его зловещим бумерангом. Директор продолжал:
– Врачи провели уже пятую операцию, чтобы спасти лицо. Ободрали парню всю задницу – брали кожу для пересадки. Но это не все. У него три черепные травмы. Выбит глаз. Семь переломов лицевых костей. Семь, Ньеман! Нижняя челюсть глубоко вбита в гортань. Осколками перерезаны голосовые связки. Он пока в коме, но если и очнется, уже не сможет говорить. По мнению врачей, таких повреждений не бывает даже в автомобильных катастрофах. Как, по-твоему, я должен им это объяснить? И что я скажу в английском посольстве? А журналисты? Ньеман, мы с тобой знакомы чуть ли не всю жизнь, и я всегда считал тебя другом. Но теперь я думаю, что ты псих и садист.
У Ньемана задрожали руки.
– Этот тип убил человека, – возразил он.
– А ты убил его, мать твою!
Сыщик не ответил. Он переложил мокрую от пота трубку в левую руку. Реймс спросил:
– Как продвигается твое дело?
– Медленно. Никаких следов. Никаких свидетелей. Все гораздо сложнее, чем казалось.
– Ну, я же тебе говорил! Не дай бог, журналисты пронюхают, что ты в Герноне; они налетят на тебя, как блохи на шелудивого пса. Хорошо, что я придумал отослать тебя туда.
И Реймс, не прощаясь, повесил трубку. Несколько минут Ньеман стоял с пересохшим горлом, уставившись в пространство. Будто при ослепительной вспышке молнии, он вновь ясно увидел трагические события позапрошлой ночи. У него сдали нервы, и он изуродовал убийцу в приступе нахлынувшей ярости, которая затмила все его чувства, кроме одного – жгучего желания немедленно изничтожить мерзавца, попавшегося ему в руки.
Пьер Ньеман всегда жил в мире насилия, в развращенном мире, с его безжалостными, дикими устоями, и давно привык не бояться свойственных этому миру опасностей. Напротив, он сам искал их, твердо уверенный в том, что способен во всеоружии противостоять злу и контролировать его. Но вот теперь он утратил это чувство самоконтроля. Насилие проникло в его плоть и кровь, помрачило разум, сделало слабым и уязвимым. Ему так и не удалось преодолеть собственные страхи. Где-то глубоко, в дальнем уголке сознания, по-прежнему выли свирепые псы...
Внезапно он вздрогнул: снова зазвонил телефон. Это был патологоанатом Марк Кост, в его голосе звучало торжество:
– У меня новости, комиссар! Важная зацепка! Это по поводу воды в глазницах трупа. Только что пришли результаты анализов.
– И что?
– Это не речная вода. Невероятно, но так. Анализ проводил химик экспертного отдела гренобльской полиции Патрик Астье. Феноменальный специалист, настоящий ас! Так вот, следы загрязнения в воде не совпадают с теми, что содержатся в нашей реке. Ни по каким параметрам.
– Объясни, что это значит.
– Вода из-под век Кайлуа содержит серную и азотную кислоты высокой степени концентрации. Это практически не вода, а уксус. Ценнейшая информация!
– Ничего не понимаю. Можно поподробнее?
– Не буду входить в технические детали, скажу основное: серная и азотная кислоты являются соответственно продуктами двуокиси серы и двуокиси азота. По словам Астье, такую смесь диоксидов может давать только один тип промышленного предприятия – теплоэлектроцентраль, работающая на буром угле. То есть электростанция устаревшего типа. Вывод Астье однозначен: жертва была убита рядом с такой станцией. Найдите в районе электроцентраль, потребляющую бурый уголь, и вы обнаружите место преступления.
Ньеман глядел в небо; темные туши облаков, подсвеченные упрямым солнцем, плыли в вышине, словно косяк серебристых лососей. Наконец-то хоть одна зацепка! Он распорядился:
– Отправь мне этот анализ на факс Барна.
В дверях он столкнулся с запыхавшимся Эриком Жуано.
– Я вас всюду ищу, комиссар! У меня важная информация.
Похоже, расследование начинало набирать обороты. Оба полицейских вернулись в комнату. Жуано лихорадочно листал свой блокнот.
– Я выяснил, что в окрестностях Сет-Ло есть клиника для слепых детей. И многие больные – родом из Гернона. Дети страдают разными недугами. Катаракта. Пигментация сетчатки. Цветовая невосприимчивость. И число таких больных в Герноне сильно превышает средние показатели.
– Дальше. Какова причина заболеваний?
Жуано сложил руки лодочкой.
– Долина. Ее изолированное положение. По словам врача, это генетические болезни. Они передаются из поколения в поколение, и причиной тому – браки между кровными родственниками. Такое часто бывает в изолированных местах. Что-то вроде заразы, передающейся по наследству.
И лейтенант вырвал из блокнота листок.
– Вот, держите адрес клиники. Ее директор, доктор Шампла, досконально изучил это явление. Я подумал, что...
