Наступила пауза. Ньеман смотрел в сторону заграждений, где светились полицейские мигалки. Сам себе не признаваясь, он еще с момента пробуждения в библиотеке предчувствовал что-то страшное. Карим продолжал:
– Не сочтите меня циником, комиссар. Я с самого утра попадаю из одного кошмара в другой.
И в результате очутился в Герноне, где разгуливает убийца, вырывающий людям глаза. Да еще встретил вас, Пьера Ньемана, знаменитого сыщика, аса французской полиции, который сидит в здешней дыре и понимает в этом деле не больше моего... Так что я уже ничему не удивляюсь. Вот что я вам скажу: эти убийства находятся в прямой связи с моим собственным расследованием, и я готов вместе с вами идти до конца.
Они вышли из кафе уже за полночь. Моросил мелкий дождь. Несмотря на непогоду, жандармы продолжали досмотр машин, терпеливо ожидавших своей очереди. Кое-кто из водителей высовывался из окна, боязливо поглядывая на блестящие мокрые автоматы полицейских.
Комиссар привычно взглянул на пейджер. Его вызывал Кост. Он тотчас набрал номер врача.
– Что случилось? Ты закончил вскрытие?
– Не совсем, но я хотел бы кое-что показать вам. Приезжайте в больницу.
– А по телефону сказать не можешь?
– Нет. Кроме того, я жду результатов других анализов, они поступят с минуты на минуту. К вашему приезду все будет готово.
Ньеман отключил аппарат.
– Есть новости? – спросил Карим.
– Похоже на то. Нужно увидеться с нашим потрошителем трупов. А у тебя какие планы?
– Я ехал сюда, чтобы допросить Филиппа Серти. Но он мертв. Нужно приступать к следующему этапу.
– А именно?
– Выяснить обстоятельства смерти отца Жюдит Эро. Он скончался здесь, в Герноне, и я могу спорить, что мои демоны приложили к этому руку.
– Думаешь, убийство?
– Не исключено.
Ньеман с сомнением покачал головой.
– Я перерыл архивы всех жандармерий и комиссариатов в регионе за двадцать пять лет и ничего подозрительного не обнаружил. Кроме того, еще раз говорю тебе: Серти в то время был мальчишкой и...
– И все же надо проверить. Я убежден, что между этой смертью и убийством одной или обеих ваших жертв найдется связь.
– С чего ты собираешься начать?
– С кладбища. – Карим усмехнулся. – Видать, посещение кладбищ стало моим хобби. Мне нужно убедиться, что Сильвен Эро похоронен в Герноне. Я связался с Таверле и навел справки о рождении Жюдит Эро, единственной дочери Фабьенн и Сильвена Эро, в семьдесят втором году, здесь, в РУКЦ Гернона. Так что акт о рождении у меня есть. Теперь хорошо бы найти свидетельство о смерти.
Ньеман дал лейтенанту номера своего мобильного телефона и пейджера.
– Для секретных сообщений используй пейджер, – сказал он.
Карим сунул листок в карман и провозгласил, полуиронически-полуназидательно:
– В расследовании преступления каждый факт, каждый свидетель является зеркалом, в котором отражены обстоятельства дела.
– Что ты несешь?
– Когда я учился в школе инспекторов, я слушал одну из ваших лекций, комиссар.
– Ну, и что же дальше?
Карим поднял воротник куртки:
– А дальше, если воспользоваться вашим сравнением с зеркалами, наши с вами расследования ложатся вот так...
Он поднял руки и медленно соединил их ладонями.
– Каждое из них отражает другое. А где-то в «мертвой зоне» притаился убийца и ждет нас.
– Как мне с тобой связаться, если что?
– Я сам буду вам звонить. Я просил у начальства мобильник, но в бюджете – девяносто семь города Сарзака такая роскошь не предусмотрена.
Молодой сыщик склонился перед комиссаром в церемонном восточном поклоне и неслышно скользнул в темноту.
Ньеман пошел к своей машине, глядя вслед новенькой «Ауди», вихрем сорвавшейся с места и растаявшей в мокром тумане. Он вдруг почувствовал себя измученным и старым, как будто на него разом навалились ночная тьма, прожитые годы и неуверенность в себе. Горло у него сжималось от непонятной черной тоски. И в то же время он теперь ощущал себя куда более сильным – ведь отныне у него был союзник.
И союзник умный, бесстрашный – первый сорт!
39
Кристаллы переливались розовыми, голубыми, зелеными, желтыми искрами. Крошечные разноцветные призмы были похожи на стекляшки в детском калейдоскопе. Ньеман оторвался от микроскопа и спросил Коста:
– Что это?
В голосе врача звучало недоумение:
– Стекло, комиссар. На сей раз убийца подложил стеклянную крошку.
– Куда?
– Опять в глазницы, под веки. Как будто там, на тканях, застыли слезинки.
Разговор происходил в больничном морге. На молодом враче был окровавленный халат. Ньеман впервые видел Коста в этой жесткой белой хламиде: облачение и окружающая обстановка придавали ему какое-то суровое величие. Кост улыбнулся, но его глаза за толстыми стеклами оставались серьезными.
– Вода, лед, стекло. Сходство материалов очевидно, комиссар.
– Я и сам вижу, – пробурчал Ньеман, подходя к накрытому простыней трупу, возвышавшемуся на столе в центре комнаты. – Ну и что это означает? Я хочу сказать, куда направляют нас эти стекляшки? У них есть какие-нибудь особенности?
– Я жду сведений от Астье. Он поехал к себе в лабораторию, чтобы провести всесторонний анализ и выяснить происхождение осколков. Заодно он привезет результат анализа пыли и мусора, которые вы собрали на складе. Что же касается чернил в найденной тетради, тут мне вас обрадовать нечем – самые обычные чернила, ничего особенного. А с цифрами мы пока еще не разобрались. Одно несомненно: это почерк Серти.
Ньеман досадливо взъерошил коротко остриженные волосы. Он совсем забыл о находках на складе. Оба замолчали. Комиссар поднял глаза и вдруг увидел, что Кост сияет, как будто ему удалось наконец решить трудную математическую задачу. Он раздраженно спросил:
– Что с тобой?
– Да ничего. Просто... Вода, лед, стекло... Ведь это все – кристаллы!
– Я тебе уже сказал, что и сам это вижу.
– А все эти кристаллы образуются при разных температурах.
– Не понял!
Кост взволнованно сжал руки.
– Комиссар, строение этих веществ находится в прямой зависимости от температуры. Холод льда. Комнатная температура воды. И сильнейший жар, при котором плавят песок, чтобы получить стекло.
Ньеман гневным жестом отмел это заявление.
– Ну и что с того? Чем это нам поможет?
Кост виновато понурился; к нему вернулась прежняя робость.
