– Да я ничего... Просто заметил...
– Лучше расскажи-ка мне о повреждениях тела.
– Если не считать ампутированных кистей рук, поза такая же, как у Кайлуа. Только следы пыток отсутствуют.
– Как! Значит, Серти не пытали?
– Нет. По-видимому, убийца уже знал все, что ему нужно, и сразу приступил к делу. Ампутировал глаза и руки, а потом задушил свою жертву. Но Серти, видимо, прошел через муки ада – ведь убийца сначала изувечил его: отсек обе кисти, вырезал глаза и лишь затем прикончил.
– А как его задушили?
– Точно так же, комиссар. Использовался металлический тросик. Сначала жертву им связали. Как и в первый раз. Следы на конечностях абсолютно идентичны.
– А руки? Как он отрубал руки?
– Трудно сказать. Такое впечатление, что он действовал с помощью тонкой железной струны, вроде той, которой режут масло: обматывал ею запястье жертвы и с нечеловеческой силой затягивал концы. Поверьте, комиссар, это должен быть настоящий колосс. Исключительное явление!
Ньеман задумался. Несмотря на разъяснения врача, проливавшие хоть какой-то свет на это дело, он никак не мог даже смутно представить себе облик убийцы. Что-то мешало комиссару вообразить конкретного человека, скорее ему представлялось некое явление, воплощение грозной силы и разрушительной энергии природы.
– Время преступления установили? – спросил он.
– На это не надейтесь! Если труп находился во льду, точное время назвать невозможно.
Дверь морга с грохотом растворилась, и на пороге возник долговязый человек с иссиня-бледным лицом, приплюснутым носом и светлыми круглыми, совиными глазами. Кост представил комиссару эксперта Патрика Астье. Едва поздоровавшись, химик выложил на стол пакетик со стеклом и возбужденно заговорил:
– Ну вот, я установил состав: это песок из Фонтенбло: сода, свинец, поташ и бура. Судя по пропорциям ингредиентов, можно говорить о его назначении; из такого стекла делали стены и потолки в бассейнах, оранжереях или домах постройки тридцатых годов. Убийца направляет нас к какому-то строению, застекленному подобным образом, и...
Ньеман вскочил и бросился к двери. В мгновенном озарении он вспомнил стеклянный кабинет офтальмолога. Он мысленно клял себя на чем свет стоит. Это не могло быть совпадением: Эдмон Шернесе – вот очередная, третья жертва убийцы!
Марк Кост окликнул полицейского, когда тот уже распахнул дверь:
– Куда вы, комиссар?
Ньеман бросил через плечо:
– Кажется, на сей раз я знаю, в кого метит убийца. Если еще не слишком поздно...
В коридоре Ньемана догнал Астье. Он схватил его за рукав.
– Комиссар, я еще не рассказал вам об анализе пыли.
Ньеман изумленно взглянул на химика сквозь запотевшие очки.
– Что? Какая еще пыль?
– Да та, что вы собрали не складе. Так вот: это раздробленные кости животных.
– Каких животных?
– Скорее всего, крыс. Не сочтите за бред, но, по-моему, ваш парень, Серти, занимался разведением грызунов и...
Новый ужас! Новое безумие!
– Ладно, потом, – выдохнул Ньеман. – Когда вернусь.
* * *
Ньеман мчался по шоссе, безжалостно выжимая из машины максимальную скорость – 150 километров в час.
Если доктор Эдмон Шернесе станет следующей жертвой, значит, он – третий виновный.
После Реми Кайлуа.
После Филиппа Серти.
А если Шернесе был в чем-то виновен, то это означало, что он убил юного Эрика Жуано.
Идиот, кретин, недоумок!.. Комиссар кусал губы, чтобы не взвыть от бессильной ярости. Он проклинал себя за слепоту, за промахи, за неумелость, за то, что не поехал сам в клинику для слепых, испугавшись каких-то проклятых собак. Вот когда он упустил свой первый настоящий след! Вот с чего началось его поражение!
Пока он вслепую, наугад продвигался в своем расследовании, изображал лихого альпиниста во льдах и допрашивал старуху Серти, Эрик Жуано отправился в клинику и обнаружил там что-то очень важное. Но юный лейтенант так рвался вперед, что ситуация вышла из-под контроля. Он не сумел трезво оценить всю опасность своего открытия, не остерегся врача и, расспрашивая его, видимо, подошел вплотную к разгадке, грозившей разоблачением Шернесе. И тогда тот устранил парня.
Медленно, мало-помалу, у Ньемана возникала и крепла страшная уверенность, которую он ничем не мог подкрепить, а просто чуял инстинктом бывалого сыщика: Кайлуа, Серти и Шернесе втроем задумали что-то преступное. Они были связаны общей виной.
Виной, караемой смертью.
МЫ ГОСПОДА, И МЫ РАБЫ. МЫ ВЕЗДЕ, И МЫ НИГДЕ. МЫ ХОЗЯЕВА ЗЕМЛИ. МЫ ПОВЕЛИТЕЛИ ПУРПУРНЫХ РЕК.
Возможно ли, чтобы под словом «МЫ» скрывались эти трое? Возможно ли, что Кайлуа, Серти и Шернесе были повелителями пурпурных рек? Что они организовали заговор против всего города и этот заговор послужил мотивом для убийства?!
40
На сей раз входная дверь была приоткрыта. Ньеман вошел и сразу повернул направо, к застекленной веранде. Полумрак. Тишина. На столе – причудливые силуэты оптических приборов. Полицейский вытащил револьвер и, сжав его в руке, обошел кабинет. Никого. Только тени деревьев по-прежнему исполняли свой судорожный танец на прозрачной стене и на полу.
Ньеман направился в жилую половину дома. Заглянул на ходу в приемную, где царил мрак, пересек вестибюль, отделанный мрамором; подставка у входа щетинилась тростями и зонтами с роговыми и костяными ручками. Оттуда он прошел в гостиную с тяжелыми портьерами и массивной мебелью; за ней обнаружилось несколько старомодных спален с монументальными деревянными кроватями. Никаких следов борьбы. Никаких следов бегства. Не выпуская из руки револьвер, Ньеман поднялся на второй этаж и вошел в маленький кабинет, пропахший паркетным воском и сигарным дымом. Там, на потертом коврике, стояли рядком дорогие кожаные чемоданы с позолоченными замками.
Полицейский шагнул вперед. Он всей кожей чувствовал здесь угрозу и смерть. В небольшом круглом окне метались под разъяренным ветром верхушки старых деревьев. Ньеман прикинул, что окно должно находиться как раз над застекленной верандой. Он резко распахнул его и бросил взгляд вниз, на прозрачную крышу.
Кровь застыла у него в жилах. В стеклянных, забрызганных дождем квадратах он увидел отражение тела Шернесе. Раскинутые руки, плотно сжатые ноги – поза распятого. Призрак мученика в зеленоватой стеклянной глубине.
С трудом подавив рвущийся из горла крик, Ньеман еще несколько мгновений созерцал жуткий образ, пытаясь определить, где же на самом деле находится тело. Внезапно он понял и, высунувшись из окна, взглянул наверх. Труп висел прямо над его головой.
Эдмон Шернесе, отданный на волю сырого ветра, был распят на стене, как ужасная статуя над вратами ада.
