– Я вот тут подумал, не случилось ли вам писать статью об одном странном происшествии в подвалах больницы, в июле месяце...
– О каком происшествии?
– Когда нашли карточки новорожденных в личных архивах Этьена Кайлуа, отца Реми.
Фанни принужденно усмехнулась.
– Ах, вы о той истории...
– Так вы писали статью на эту тему?
– Да, кажется... всего несколько строчек.
– Почему вы мне об этом не рассказали?
– Вы имеете в виду... что есть какая-то связь между этим фактом и убийствами?
Вскинув голову, Ньеман громко повторил:
– Почему вы умолчали об этой краже?
Фанни неопределенно пожала плечами, продолжая обматывать голову комиссара бинтами.
– Ничто не доказывает, что такая кража имела место. Эти архивы – настоящая свалка, бумаги то теряются, то находятся... Неужели это так важно?
– Вы сами видели эти карточки?
– Да, я ходила туда, где хранятся коробки.
– И не заметили ничего необычного в этих документах?
– Например?
– Не знаю. Вы сравнивали их с оригиналами?
Фанни отступила назад. Перевязка была закончена. Она ответила:
– Это были листочки с каракулями медсестер. Ничего интересного.
– Сколько их там было?
– Несколько сотен. Я все-таки не понимаю...
– Вы упоминали в своей статье имена, значившиеся на этих листочках, фамилии родителей младенцев?
– Да говорю же вам, я написала всего несколько строк!
– Можно посмотреть эту статью?
– Я их не храню.
Она стояла выпрямившись, высоко подняв голову и скрестив руки на груди. Ньеман продолжал:
– Как вы думаете, могли какие-то люди ознакомиться с этими листками? Люди, желавшие найти в них свои имена или имена родителей?
– Я уже сказала, что не называла никаких имен. Кроме того, архивы сразу же были заперты на ключ. Но какое это имеет значение? Разве это связано с вашим расследованием?
Ньеман ответил не сразу. Избегая смотреть на Фанни, он задал ей следующий вопрос, больше похожий на удар ниже пояса:
– Ну, а вы... вы подробно ознакомились с этими бумагами?
Ответом ему было молчание. Полицейский поднял глаза: Фанни не двинулась с места, но казалось, она теперь где-то очень далеко. Наконец она глухо промолвила:
– Я ведь уже сказала, что да. Чего же вам еще?
Поколебавшись какую-то долю секунды, Ньеман сказал:
– Я хочу знать, нашли ли вы там имена своих родителей. Или их дедушек и бабушек.
– Нет, не нашла. Что означает ваш вопрос?
Комиссар молча встал. Теперь они стояли оба, лицом к лицу, как враги, бесконечно далекие друг от друга. Ньеман мельком увидел свою забинтованную голову в зеркале в другом конце комнаты. Взглянув на девушку, он виновато сказал:
– Спасибо. И простите меня за этот допрос.
Взяв свой плащ, он добавил:
– Как это ни дико звучит, я уверен, что те карточки стоили жизни одному из полицейских, ведущих наше расследование. Молодой лейтенант, совсем мальчик, только начал работать. Он хотел изучить эти бумажки. И его убили, чтобы помешать сделать это.
– Какая нелепость!
– Нелепость? Ну, не знаю. Я тоже собираюсь просмотреть эти архивы и сравнить листки новорожденных с их картами.
Он стал натягивать свой мокрый изодранный плащ, но Фанни остановила его:
– Погодите, вы не можете ходить в этих жутких лохмотьях! Я сейчас...
Она вышла и скоро вернулась, неся водолазку, свитер, утепленную непромокаемую куртку и такие же брюки.
– Это вам не очень-то пойдет, но по крайней мере будет сухо и тепло. А главное, наденьте это...
И она решительным жестом напялила на его забинтованную голову шерстяной шлем, завернув края над ушами. Ньеман смешно хлопал глазами под этим нелепым головным убором. Внезапно и он и Фанни расхохотались.
И сразу же они вновь почувствовали себя сообщниками, друзьями, словно разделявшая их стена недоверия мгновенно растаяла. Однако миг спустя Ньеман серьезно сказал:
– Мне нужно идти. Продолжать поиски. Разобраться в архивах.
Комиссар не успел среагировать. Фанни вдруг обняла его и впилась поцелуем в губы. Ньеман судорожно напрягся, его обдало жгучим жаром. Он так и не понял, что это было – новый приступ лихорадки или касание маленького, горячего, как огонь, язычка, раздвинувшего его губы. Закрыв глаза, он через силу прошептал:
– Расследование... Я должен продолжать расследование...
Но он уже лежал навзничь на полу.
X
51
Карим сорвал ленту полицейского ограждения и опустился на колени перед дверью склепа, так и оставшейся приоткрытой. Надев перчатки, он сунул руку в щель и резко потянул дверь на себя. Она отворилась. Не колеблясь, сыщик зажег фонарь и скользнул внутрь. Согнувшись под низким сводом, он спустился по ступеням. Луч света заиграл отблесками на черной поверхности воды: струи дождя, попадая в открытую дверь, залили склеп чуть ли не до потолка, образовав настоящее озеро.
Карим сказал себе: «Ну что ж, у меня больше нет выбора». Затаив дыхание, он вошел в воду, разгребая ее правой рукой, по-индейски, и держа фонарик в левой. По мере того как он продвигался вперед, шум дождя становился все глуше, а запахи гнили и плесени, наоборот, усиливались. Сыщик вытянул шею, стараясь держать голову над водой. Он то и дело оскальзывался в жидкой грязи и сплевывал попадавший в рот мусор.
И вдруг в его голову толкнулось сзади что-то твердое. В панике Карим вскрикнул и медленно обернулся, пытаясь взять себя в руки. Рядом с ним на воде, словно лодка, колыхался маленький гроб.
Сыщик мысленно повторил: «У меня больше нет выбора». Он зажал фонарик в зубах и обогнул гроб вплавь, внимательно разглядывая его со всех сторон. Крышка была прикреплена несколькими винтами, но теперь он увидел то, чего не успел заметить в прошлый раз, когда его накрыл сторож. Дерево вокруг винтов было слегка раскрошено, а краска облупилась. Вполне вероятно, что гроб открывали. «У меня больше нет выбора». Карим вытащил из кармана складные клещи-отвертку и начал отвинчивать крышку. Наконец он вынул последний винт. Стукаясь головой о свод (прибывавшая вода уже доходила ему до плеч), он с трудом отодвинул крышку, вытер рукавом глаза и, задержав дыхание, посмотрел в гроб.
Ужас едва не свалил его с ног: детского скелета в гробу не было. Так же, как и следов осквернения. Гроб был до краев заполнен мелкими белыми косточками. Кладбище грызунов. Тысячи высохших скелетиков. Тысячи крошечных остроконечных черепов. Тысячи ребрышек, загнутых, как хищные когти. Тысячи спинных позвонков.
