Он не умер: это кома.
Она бросилась к телефону. Ее пальцы сами набрали номер «неотложки». Номер, который она так часто набирала, когда у отца или матери случалась передозировка.
Разговаривая с оператором, она уже представляла себе дальнейшее: приезд «скорой помощи», суету врачей, их тяжелые шаги в комнате… Это хаотичное вторжение, нарушающее ход жизни, сбивающее с повседневного ритма, переворачивающее вверх дном весь дом… Эта смесь паники и спасения, бывшая лейтмотивом ее жизни в Женневилье.
Она положила трубку. До нее вдруг дошло, что она до сих пор не сняла костюм, в котором снималась: замшевые сапоги, меховая куртка — органические, жестокие материалы, напоминающие о смерти и крови, очень модные этой зимой. И подходящие к обстоятельствам: почему-то они придавали ей силу, делали ее более дикой.
Она вернулась к Марку, по-прежнему без движения, посмотрела на втянутую в плечи рыжую голову, подсунула под нее подушку с дивана. Вот уж точно, «умер за дело».
Сейчас она окончательно решилась.
Она проследит за тем, как его заберут в больницу, приберет тут все и сразу же уйдет.
— Ну, тут типичная истерия.
Врач «неотложки» даже не снял куртку. Этот высокий парень с огромной волосатой головой, казалось, и спал в одежде. Хадиджа предложила ему кофе, ему и капитану Мишелю, золотистому полицейскому из больницы, который пришел ей на помощь. Еще два человека вынесли Марка, закутанного в блестящее согревающее одеяло, на носилках.
— Истерия? — переспросила она. Врач залпом выпил обжигающий кофе:
— У вашего мужа налицо все клинические признаки кататонии. Но ни одного внутреннего симптома. Все идет от головы. В каком-то смысле это хорошая новость. Он выпутается, нет никаких сомнений. Завтра или послезавтра встанет на ноги. Мы его отвезем в клинику Святой Анны. Его случай заинтересует наших «друзей-психиатров».
— Нет. Только не туда.
— А почему?
— Послушайте, — попыталась объяснить Хадиджа. — У Марка уже были проблемы… с психикой.
— Что, правда? — хихикнул врач, отдавая ей пустую чашку.
— Выслушайте меня!
Она почти кричала. Потом немного понизила голос:
— Если он очнется в клинике Святой Анны, это может только усугубить его состояние. Его только что выписали из «Сальпетриер». Я могу вам сказать, кто его лечил. Там был и психиатр.
Врач вздохнул и вытащил свой мобильный:
— Узнаю, есть ли у них место. Одиннадцать часов.
Хадиджа наконец осталась одна. Ей не хотелось есть. Ей не хотелось спать. В голове крутились пустые, бессвязные мысли. Она решила собрать свои вещи.
Но сначала надо убрать.
Она открыла окна, чтобы изгнать запах врачей, расставила по местам сдвинутую мебель, привела в порядок стол Марка, аккуратно разложила все заметки, все напечатанные страницы, подвинула клавиатуру.
Этого движения оказалось достаточно, чтобы зажегся экран монитора, работавший в режиме ожидания.
Комната медленно закружилась вокруг нее.
Марк получил письмо по электронной почте.
Именно это письмо и стало причиной нового кризиса.
На экране горели слова:
«ЕЩЕ НЕ ВСЕ КОНЧЕНО».
89
— Вот ведь чертовщина!
Хадиджа посмотрела на светящиеся часы. Два часа ночи. Она только что погасила свет. После своего открытия она опять позвонила капитану Мишелю, и тот сразу же вернулся. Она показала ему надпись, он со своими людьми забрал компьютер Марка. Все это заняло не более тридцати минут. И вот он уже перезванивает ей.
— Полная чертовщина, — повторил он.
Она сделала привычный жест, чтобы отбросить локоны со лба, но вспомнила, что никаких локонов больше нет. Она уставилась в темный пол:
— Что происходит?
— Мы определили, какой компьютер и какую телефонную линию использовали для отправки этого сообщения.
Она почувствовала, как у нее заныла поясница.
— Откуда его отправили? Где Реверди?
Полицейский молчал.
— Рожайте уже: откуда он писал?
— От вас. Из вашей квартиры.
Ледяная рука, сжавшая сердце. Полицейский продолжал:
— Он воспользовался той телефонной линией, которую вы недавно открыли. Той, к которой подключен ваш модем. Наши специалисты в этом совершенно уверены. Автор послания воспользовался вашим компьютером. И вашим собственным почтовым ящиком. Чтобы войти в него, пароль нужен?
— Нет.
— Вас ведь не было дома в пятнадцать десять?
Хадиджа стала объяснять ему, что была на съемках, но собственный голос доходил до нее откуда-то издалека. Она чувствовала, как все ее тело наливается тяжестью, в животе возникла какая-то пустота.
— Сомнений быть не может: это Реверди, — продолжал Мишель. — Это в его стиле. Эдакий вызов. Он хочет показать вам, что может легко проникнуть в вашу квартиру. Я отправил людей следить за вашей дверью. Они вот-вот прибудут. И с ними техники: надо поставить телефон на прослушку. Немедленно.
Не кладя трубку, она на ощупь нашла выключатель лампы возле изголовья постели. Когда вспыхнул свет, она с удивлением увидела, что в комнате все в порядке, все на своих местах. Ее окружала действительность, привычная, надежная.
— Хотите, чтобы я тоже приехал?
Его голос звучал серьезно и в то же время нежно, это напомнило ей о маленьком смятом букетике. Из чистой жестокости она заставила его повторить этот вопрос:
— Что?
— Хотите, чтобы я приехал? Я хочу сказать… я сам?
— Нет.
Она поклялась себе, что не будет бояться.
Очень старая клятва. Ее личная.
Она встала, натянула джинсы и отошла от спартанского ложа, служившего ей постелью, — простого матраса на полу, возле кухонной стойки. Она занялась делом, начала убирать. Стоило ей остановиться, как из всех углов до нее начинали доноситься разные тихие звуки, полные страшного смысла.
Жак Реверди приходил сюда.
Внезапно она остановилась: а вдруг он еще здесь? Ей показалось, что сердце полетело вниз, цепляясь за ребра. Она снова принялась раскладывать все по местам, стараясь производить как можно больше шума, как в детстве, когда оставалась одна дома и хлопала дверьми, включала на полную мощность телевизор, чтобы отогнать тени…
Конечно, никого здесь нет.
Ей показалось, что тишина снова пытается напугать ее. Треск. Стон. Шорох. Она остановилась перед окнами, затянутыми белой тканью. А вдруг он во дворе? Вдруг он подсматривает за ней через щель между шторами?
