— Деньги тут ни при чем.
Она величественно откинулась на спинку кресла. Полные темно-коричневые губы придавали ее лицу капризное выражение.
— Тогда что же?
— Эта тема меня больше не интересует, вот и все.
— Жаль. Очень жаль.
Она машинально листала заявку, присланную ей Марком из Бангкокского аэропорта. И зачем он поторопился?
— Это гарантированный успех. Не говоря уже о вашем имидже…
— При чем тут мой имидж?
— Вы прекрасно знаете.
— Нет. Не знаю.
— У вас довольно… бурное прошлое. Бывший папарацци. Разгребатель грязи. А теперь — специалист по криминальной хронике. Все это придало бы дополнительную достоверность вашей книге.
— Это не документальная книга.
Она улыбнулась — верхняя губа у нее выдавалась над нижней.
— Конечно. Но совершенно понятно, откуда вы черпали вдохновение.
Кровь застыла у Марка в жилах.
— Что вы имеете в виду?
— Этот убийца-ныряльщик, которого арестовали в Малайзии: вас ведь вдохновил Жак Реверди, верно?
От одного упоминания этого имени у него все внутри сжалось. Как он мог подумать, что никто не заметит сходства?
— Если вы боитесь Реверди, — продолжала Рената, — то скоро от него останется только воспоминание.
Толстуха подтолкнула к нему какую-то газету:
— Это сегодняшний номер «Монд». У Реверди больше не осталось никаких шансов избежать высшей меры. Его адвокат покончил с собой.
Он чуть не упал со стула. Материал занимал левую колонку газеты, на первой полосе. Он пробежал глазами только несколько первых строк. В прошедшие выходные Джимми Вонг-Фат повесился в имении своего отца, в Камерон-Хайлэндс.
Он еще не понимал, как следует отнестись к этому известию. В мозгу проносились вспышки воспоминаний. Бабочки. Оранжереи. Лицо Вонг-Фата — отца, испещренное тенями насекомых, его крик: «Я хочу, чтобы он умер!»
Ему в нос ударил опьяняющий запах мускуса. Рената склонилась над ним.
— Если немного повезет, — проговорила она тихим, низким голосом, — мы смогли бы выпустить книгу к моменту казни…
Марк отшатнулся, стряхнул с себя леденящее оцепенение. Он догадывался, почему адвокат свел счеты с жизнью. Реверди обозлился на него и, без сомнения, отказался от его услуг. Развратный папенькин сынок рассчитывал на «инициацию», а вместо этого вызвал гнев своего клиента. А у этого гнева была одна-единственная мотивация: отсутствие известий от Элизабет.
Ее предательство.
Он не сомневался: ответственность за это самоубийство лежала на Реверди. Он мог убивать на расстоянии. Через стены своей тюрьмы. Хватит ли у него сил, чтобы достать его, Марка?
Он отодвинул журнал к своей собеседнице:
— Мне очень жаль, Рената. Я не стану писать эту книгу.
69
Через неделю он передумал.
Рената звонила ему раз десять. Она повысила предлагаемый гонорар до пятидесяти тысяч евро. Поразительная сумма: Марк ни разу не получил больше десяти тысяч за свои книги. Невероятный гонорар свидетельствовал о том, какие надежды возлагала издательница на будущий бестселлер.
Но на его решение повлияли не деньги.
В течение нескольких дней он пристально изучал информацию о Реверди: после самоубийства Вонг-Фата новостей стало гораздо больше. Он прочел все статьи, все заметки. Он связался со знакомыми корреспондентами и журналистами в Куала-Лумпуре, и словом не упомянув им о том, что сам побывал в Малайзии.
Он даже составил своего рода «мини-досье» на Джимми и раздобыл сведения о его последних часах. Адвокат вернулся к своему отцу, на высокогорье Камерон-Хайлэндс в воскресенье, 8 июня. Повесился он в помещении склада. — Марк прекрасно представлял себе этот склад, заполненный бабочками, скарабеями, скорпионами. Кошмарное место для кошмарной смерти. Он не оставил никакой записки, и никому не удалось найти документы, подготовленные им для защиты Жака Реверди.
Из прочитанного Марк узнал также, что несколькими днями раньше в Канаре был убит начальник службы охраны, некий Раман. По данным малайзийских журналистов, против ныряльщика имелись основательные улики, но никаких доказательств не нашли. Еще один поступок, совершенный в приступе гнева? Нет, в тот момент Жак еще не имел ни малейших оснований заподозрить предательство Элизабет. Более того, Марк вспомнил, что еще 3 июня он предупредил Элизабет о предстоящем «скандале» в тюрьме. Стало быть, он знал о предстоящем убийстве Рамана. Знал, потому что сам и убил его?
Но не это было главным в полученной информации. Жак Реверди не просто шел навстречу смерти: он бежал к ней. Он отказался взять нового адвоката и, как писали «Ньюс страйтс таймс» и «Стар», замкнулся в полном молчании, совершенно не поддававшемся объяснению. Он общался только со служителями культа, посещавшими тюрьму, — с имамами и мусульманскими проповедниками. А тем временем предварительное следствие заканчивалось. И его выводы не оставляли никаких сомнений в полной виновности Реверди.
Следовательно, Марк мог больше не бояться этого чудовища. Совершенно невероятным представлялось также, что он каким-то образом узнает о жульничестве с фотографией. Погрузившийся в молчание, окруженный правоверными мусульманами, Реверди отныне и навсегда был отрезан от внешнего мира.
И тогда Марк решил довести свой проект до конца.
В течение всего лета он работал.
Сначала в своей квартире.
Потом в домике на юге Франции, предоставленном Ренатой.
Благодаря своим записям, точным, сделанным по горячим следам, он быстро продвигался вперед. Больше двадцати страниц в день. Марк писал в состоянии близком к экстазу. Иногда он останавливался, перечитывал готовые главы и сам пугался написанного. Он отождествлял себя с убийцей. Он задерживался на садистских, ужасных деталях преступления. По своей тональности книга напоминала ошеломляюще-откровенный личный дневник. В такие минуты у него в памяти воскресал Патанг и пережитый там кризис, когда он бегал по улицам в поисках проституток…
И все же, несмотря на это отождествление, Марк испытывал разочарование. Он не сумел уловить главного — самой сути криминального импульса. Приносимого им наслаждения. Каким-то образом ему удалось зайти за Черную линию. Но, несмотря на этот успех, он оставался чужд этому желанию разрушения, этой жажде страдания. Он просто приблизился к кошмару, но не понял, не испытал его. Он по-прежнему не ощущал удовольствия от зла, возбуждения от крови. Разве не должен был он радоваться этому?
Напротив, он испытывал странную горечь. Он не выполнил свою миссию. Он не дошел до того предела, до которого должен был бы дойти в память о Софи.
К концу июля он закончил черновой вариант книги.
