– Передайте трубочку Фрэнку, – попросила она.
– Милая леди, Фрэнков на белом свете пруд пруди.
– Фрэнку Фонтэйну.
– А как он выглядит?
Нола дала весьма приблизительное описание, но бармен, похоже, прекрасно знал, о ком идет речь.
– Эй, Фрэнк, ты еще здесь? – крикнул он, а потом произнес в трубку: – Простите, леди, но, кажется, он уже ушел. Если надо, могу передать ему сообщение.
– Нет, спасибо.
Нола ела индейку под мультик про Бегуна и Койота – звук она выключила и все думала про звонок: история странная, но все-таки типичная. Ведет себя, как все мужики. Когда за ее столом выигрывали женщины, они, как правило, извинялись перед ней. А мужчины – те, наоборот, норовили еще и мордой в лужу ткнуть… И Нола решила позвонить в телефонную компанию и попросить сменить номер.
Вскоре от индейки остались лишь приятные воспоминания. Нола лежала лицом вниз на кушетке и старательно считала овечек.
Разбудил ее жуткий грохот: звук был такой, будто кто-то взламывал дверь. Она протерла глаза – наверное, по телевизору идет какой-то фильм о полицейских. Но это было не кино: в комнату ворвалась самая настоящая группа захвата. Она попыталась сесть, но в лицо ей уткнулось полдюжины автоматных стволов.
– Лечь на живот! – заорал здоровенный тип, одетый в бронежилет с надписью «Полицейское управление Лас-Вегаса».
Нола рухнула на пол.
– Вы ошиблись, – пискнула она. – Тетенька, которая торгует наркотиками, живет через три дома.
– Заткнись! – грозно прорычал полицейский.
Нола уткнулась носом в пыльный ковер, а полицейские сковали ей руки за спиной пластиковыми наручниками. Ей зачитали права, а потом буквально растерзали дом на клочки. В открытые двери, в которые уплывала драгоценная кондиционированная прохлада, вваливались все новые и новые полицейские чины.
Затем ее, изрядно вспотевшую, усадили на кушетку. Она смотрела на полицейского, выгрузившего на журнальный столик пакетик с марихуаной, бутылочки с найденными в ее аптечке лекарствами, блокнот, который обычно лежал рядом с телефоном, и пачку еще не вскрытых писем. Дыхание у нее восстановилось, и она наконец-то смогла произнести:
– Я требую адвоката!
Она твердила и твердила про адвоката, при этом вопли ее становились все громче. В конце концов они заставили ее встать и через толпу возбужденных соседей, среди которых затесался и местный почтальон, проволокли к полицейской машине. Втолкнули ее туда без всяких церемоний, и она наконец разразилась рыданиями.
К дому подъехал темный седан. Сквозь застилавшие глаза слезы она увидела, как из автомобиля выбрались Уайли и Сэмми Манн. Как всегда, они бок о бок промаршировали через лужайку и, перед тем как войти в дом, остановились на нее поглядеть. Их лица, обычно такие дружелюбные, излучали откровенную злобу.
И только тогда Нола начала понимать, в какую кошмарную историю она влипла.
3
Валентайн спал, и снился ему такой вот сон. Как будто он еще совсем молодой, и тело его еще помнит радость быстрого бега. Зима. Он бежит по набережной в Атлантик-Сити, и легкие с жадностью глотают влажный и холодный океанский воздух. Он бежит мимо кафе «Знаменитые длиннющие хот-доги Мэла», мимо тележки торговца сахарной ватой. Светит луна, в отдалении он видит группу людей – они бьют ногами лежащего на песке полицейского. Полицейский этот – его зять Сальваторе. Валентайн перепрыгивает через ограду, выхватывает револьвер, стреляет в воздух. Люди разбегаются.
– О Боже, Сэл! – говорит Валентайн.
Зять сплевывает кровь. Валентайн опускается на холодный песок и кладет голову Сэла себе на колени. Вскоре ручеек крови пересыхает, и дыхание Сэла становится тяжелым. Валентайн осторожно его трясет, но зять не реагирует. Какая-то теплая дымка поднимается от тела, и Валентайн понимает, что это душа Сэла улетает ввысь.
Слышны чьи-то голоса. Те люди снова появляются на набережной. Их вожак, мерзкий Сонни Фонтана, перепрыгивает через заграждение и приближается к нему. В руке у Сонни револьвер. Он заставляет Валентайна бросить оружие, встать на ноги.
Валентайн охотился за Сонни Фонтаной с того самого дня, как в Атлантик-Сити открылись первые казино. Список его преступлений был бесконечным, и теперь он намеревался добавить к нему убийство.
Фонтана улыбается, словно смерть Сэла не имеет для него никакого значения. Он кладет Валентайну руку на плечо.
– Мы с тобой должны прийти к взаимопониманию, – говорит он.
Валентайн не может сдержать себя. Он выбивает оружие из руки Фонтаны и мертвой хваткой вцепляется ему в горло. Остальные бандиты перепрыгивают через ограду, на ходу выхватывая стволы.
Валентайн сжимает руки сильнее, перед ним – мерзкая рожа Фонтаны с вылезшими из орбит глазами. Это настоящее самоубийство, но Валентайн не может, не хочет останавливаться.
Терял он над собой контроль только во сне.
– Что случилось? – Валентайн протер заспанные глаза и открыл дверь.
На пороге стоял веснушчатый дурачок курьер из «Федерал Экспресс». Смущаясь, он протянул Валентайну пухлый пакет.
– Простите, мистер Валентайн, но я нашел это уже после того, как развез остальную почту, – пояснил он, потупившись. – Я несколько раз позвонил, но вы не ответили, вот я и забеспокоился.
– Это еще почему? – растерянно спросил Валентайн.
– Вы на моем маршруте самый серьезный клиент, и я не хотел вас потерять, мистер Валентайн.
Не хотел потерять? Он еще не очнулся от сна и потому не смог найти точный и достаточно ехидный ответ и просто пробормотал:
– Рад слышать.
Курьер протянул ему квитанцию и сказал:
– Если вы тут распишетесь, внизу, то сможете вернуться в кровать.
– Не прочтя, никогда ничего не подписываю. – Валентайн водрузил на нос бифокальные очки. – И я вовсе не спал. Я сидел в гостиной и работал. А что, я действительно твой самый серьезный клиент?
– Типа того.
Поставив подпись, Валентайн спросил:
– А имя-то у тебя есть?
– Ральф Гомес, – ответил курьер.
– Вот уж никогда бы не подумал, что ты Гомес, – сказал Валентайн, глянув на молочно-белую руку, державшую блокнот с квитанциями, и на покрытую веснушками рожу. – Скорее решил бы, что ты Мерфи или даже О'Салливан, но никак не Гомес.
– А как должен выглядеть Гомес?
– Не знаю. Но он должен быть похож на испанца, может, на мексиканца. А ты по виду типичный ирландец.
Гомес решил, что ему сделали комплимент, и улыбнулся:
– Я в маму, она у меня ирландка. Отец был кубинцем – приехал сюда в пятидесятых. А вы, простите, кто? Итальянец?
