– Какое это имеет значение?
– Но ведь ты пришла…
– Это они попросили меня прийти. Ты ведь больше никого к себе не пускаешь, или забыл? Они уже несколько дней не дают мне покоя. Вроде того, как христиане попросили Деву Марию стать посредницей между ними и Богом.
Отдаленное подобие прежней улыбки мелькнуло на его губах.
– Не Богом, а всего лишь сыном Божьим. Бог сейчас дома, на Барраяре.
– Хватит меня смешить, чертов зубоскал! – взмолилась она, закрывая лицо руками, чтобы не улыбнуться против воли.
Майлз взял ее за руку и усадил рядом с собой.
– А почему бы тебе не посмеяться? Разве ты не заслуживаешь хотя бы такой награды?
Она ответила не сразу, печально глядя на серебристый продолговатый контейнер в углу.
– Ты ни секунды не сомневался, что ее обвинения – правда? Ты сразу в них поверил?
– Я с ним общался намного больше тебя. Семнадцать лет, по сути дела, мы почти не разлучались.
– Да. – Она опустила взгляд на руки, зажатые между колен. – Я-то видела его только урывками. Он приезжал в Форкосиган-Сюрло раз в месяц, чтобы заплатить госпоже Хайсон, – и никогда не задерживался больше часа. Он всегда был в этой серебристо-коричневой ливрее; мне казалось, что он в ней метров трех ростом. В ночь накануне и после его приезда я не могла заснуть от волнения. Лето было раем – твоя мать забирала меня в ваш загородный дом, играть с тобой, и я могла видеть папочку целый день… – Ее голос сорвался, пальцы сжались в кулак. – И все это оказалось ложью. Фальшивое величие, под которым скрывался мешок с дерьмом.
– Ты знаешь, я думаю, он не лгал, – тихо сказал Майлз. – Он хотел забыть старую правду и создать на ее месте новую.
Она скрипнула зубами.
– Правда одна – я ублюдок, ребенок сумасшедшего насильника и матери-убийцы, которая ненавидит даже мою тень. Вряд ли я унаследовала от таких родителей только форму носа и глаз.
Вот он, самый главный, потаенный страх. Майлз вскочил, словно рыцарь, заприметивший вдали черного дракона.
– Нет! Они – это они, а ты – это ты. Ты сама по себе, и ты ни в чем не повинна.
– И это я слышу от тебя? В жизни не встречала большего лицемерия!
– Почему?
– Ведь ты – высшая точка в истории знаменитого рода. Цветок на родословном древе Форкосиганов…
– Чего-чего? – удивился Майлз. – Предел вырождения – вот что я такое. Не цветок, а чахлый сорняк, – он запнулся, пораженный тем, что она смотрит на него с не меньшим изумлением. – Да, поколения множатся. Мой дед тащил на плечах груз девяти предков, отец – десяти. Мне пришлось взвалить одиннадцать – и клянусь, моя ноша тяжелее всех предыдущих, вместе взятых. Так что не удивляйся, что этот груз не дал мне вырасти. Он так давит меня к земле, что скоро от меня совсем ничего не останется.
Майлз почувствовал, что говорит ерунду. Нет, хватит, надо о главном.
– Элен, я люблю тебя, я всегда тебя любил.
Она вскочила, как испуганный олень, но он, обняв, удержал ее.
– Погоди! Я люблю тебя. Не знаю, кем был на самом деле сержант, но и его я любил, и то, что осталось в тебе от него, я чту всем сердцем… Я не знаю, где правда, и не хочу этого знать… У нас будет ребенок. Ведь у твоего отца отлично получилось, разве не так? Я не могу жить без моих Ботари… Выходи за меня замуж!
Он совершенно выдохся и смущенно замолчал.
– Я не могу за тебя выйти! – пробормотала Элен. – Генетический риск…
– Но я же не мутант, не мутант! Посмотри, – он растянул рот обеими руками, – может быть, ты видела там жабры?! Или, может быть, у меня растут рога? – Он приставил к макушке два скрюченных пальца.
– Я имею в виду не тебя! Риск – во мне. В том, что досталось мне от него. Твой отец, наверное, знает, кем был этот человек в прошлом, – он не допустит…
– Стоит ли копаться в чьих-нибудь хромосомах человеку, в жилах которого течет кровь императора Ури Безумного?!
– Твой отец верен своему классу – как и дед, как и леди Форкосиган. Они не допустят, чтобы я стала твоей женой.
– Тогда я поставлю их перед выбором: либо они соглашаются, либо я женюсь на гермафродите. А, вот, к примеру, Бел Торн – подходящая партия. Тогда они настолько круто повернут в твою сторону, что, того и гляди, завалятся на повороте.
Элен упала лицом в подушку; плечи девушки отчаянно содрогались. «Неужели я довел ее до слез?» – испугался Майлз. Но тут он услышал ее сдавленный голос:
– Черт тебя подери, я же просила не смешить меня!
Он даже подпрыгнул от радости.
– Да и не так уж мой отец верен своему классу. В конце концов, он взял в жены иностранку и простолюдинку, – его лицо внезапно стало серьезным. – А что касается мамы – она всегда мечтала о дочери, хотя почти никогда не говорила об этом вслух, чтобы не ранить старика. Ты станешь ее дочерью.
Элен охнула, словно от удара в солнечное сплетение.
– Вот увидишь, когда мы вернемся на Барраяр…
– Я молю Бога, – страстно перебила она, – молю, чтобы мне никогда больше не довелось ступить на эту планету.
Теперь настал его черед охнуть.
– Ну хорошо, – сказал он, помолчав. – Мы можем поселиться где-нибудь еще. На Бете, например, – там спокойно, выгодный валютный курс. Я займусь… словом, найду себе какую-нибудь работу.
– А потом настанет день, когда император призовет тебя в Совет графов – держать ответ за твоих вассалов и за скудные плоды твоих земель. Куда ты тогда денешься?
Он сглотнул ком в горле.
– Мой наследник – Айвен Форпатрил. Пусть он и заседает в Совете.
– Айвен – скотина!
– Ну, не так уж он и плох…
– Сколько раз, когда отца не было рядом, он ошивался вокруг меня, пуская слюни!
– Что?! Но ведь ты никогда не говорила…
– Не хотела становиться причиной крупного скандала. Хотя я была бы не прочь вернуться в прошлое, чтобы хорошенько врезать ему ботинком между ног.
Он удивленно покосился на нее и медленно проговорил:
– Да, ты здорово изменилась…
– Я и сама теперь не знаю, кто я такая, кем стала. Поверь мне, Майлз, я люблю тебя так же, как люблю дышать…
Его сердце радостно замерло…
– …но я не могу быть всего лишь приложением к тебе.
…и оборвалось.
– Каким приложением? О чем ты?
– Как тебе объяснить… Ты поглотишь меня всю, без остатка, как огромный океан – ведро воды. Я растворюсь в тебе. Я люблю тебя, но боюсь. И того, что ждет тебя в будущем, – тоже боюсь.
Он ухватился за самое простое объяснение:
