– Вот и отлично, – сказала она, закрывая дверь. – Можно будет поболтать, пока я собираюсь.
«Сержант Ботари, ты был немногословен, но ты действовал. Есть время для слов и время, когда даже лучшие слова бессильны. Жаль, что я так плохо тебя понимала. Слишком поздно…»
Мехта уселась на кровать: верная своему долгу, она и сейчас продолжала наблюдение за подопытным кроликом, дергающимся в клетке. «Собираешься писать обо мне научную статью, Мехта? – сердито подумала Корделия. – Бумага оборачивается вокруг камня!..»
Она бродила по комнате, открывая ящики, хлопая дверцами. Нашелся ремень – даже два – и цепочка для пояса. Вот ее документы, кредитные карточки. Так, делаем вид, будто их не замечаем. На ходу она что-то говорила. Ум лихорадочно работал: «Камень ломает ножницы…»
– Знаете, вы немного напоминаете мне покойного адмирала Форратьера. Вам обоим желательно разобрать меня на части и посмотреть, что находится внутри. Но Форратьер больше походил на ребенка. Не собирался потом за собой убирать. В отличие от него вы искренне намерены, разобрав, сложить меня снова, но, с моей точки зрения, разница не столь уж велика. Эйрел был прав насчет людей в комнатах, затянутых зеленым шелком…
У Мехты был озадаченный вид.
– Вы перестали заикаться, – удивилась она.
– Да… – Корделия остановилась перед аквариумом, с любопытством его рассматривая, – действительно перестала. Как странно…
«Камень ломает ножницы»…
Она сняла крышку с аквариума. В горле встал знакомый комок – смесь страха и предчувствия. Затем, словно невзначай, зашла Мехте за спину, держа в руках цепочку и рубашку.
«Пора сделать выбор. Пора сделать выбор. Я сделала выбор!»
Она кинулась вперед, обернула цепочку вокруг шеи врача, рывком заломила ей руки назад и крепко обмотала запястья другим концом цепочки. Мехта придушенно пискнула.
Держа ее сзади, Корделия прошептала ей на ухо:
– Через секунду я дам вам воздух. На какой срок – зависит от вас. Вам предстоит попробовать настоящий барраярский метод допроса. Он мне никогда не нравился, но теперь я вижу, что иной раз без него не обойтись – например, когда вам страшно некогда… – «Она не должна догадаться, что я блефую. Не должна». – Сколько у Тейлора людей вокруг здания и где именно они расставлены?
Корделия чуть ослабила цепочку. С остановившимся от страха взглядом Мехта выдавила:
– Нисколько!
– Все критяне – лжецы, – пробормотала Корделия. – А Билл – не дурак. – Подтащив врача к аквариуму, она сунула ее лицо в воду. Та отчаянно вырывалась, но Корделия была выше, сильнее и гораздо лучше тренирована.
Мехта начала терять сознание. Корделия вытащила ее и позволила пару раз вдохнуть.
– Не хотите пересмотреть свою оценку? – «Господи, а что, если это не подействует? Теперь они уже никогда не поверят, что я не агент».
– Ох, не надо, – еле выговорила Мехта.
– Ладно, лезьте обратно. – Корделия снова ее окунула.
Вода качалась и выплескивалась из аквариума. Корделия видела сквозь стекло лицо Мехты: странно увеличенное, болезненно-желтое, с причудливыми бликами от камешков на дне. Изо рта у нее вырывались серебряные пузырьки и всплывали вокруг лица. Вынимаем…
– Так. Сколько? Где?
– Правда, нет!
– Попейте еще.
– Вы не станете меня убивать!
– Ставьте диагноз, доктор, – прошипела Корделия. – Я нормальная женщина и притворяюсь сумасшедшей или сумасшедшая и притворяюсь нормальной? Растите жабры!
У нее сорвался голос. Она снова погрузила лицо своей жертвы в воду, заметив, что тоже затаивает дыхание. «А вдруг она права, а я ошибаюсь? Что, если я агент, но не подозреваю об этом? Как отличить подделку от оригинала? Камень ломает ножницы…»
Дрожа всем телом, она представила себе, как держит и держит голову этой женщины под водой, пока та не перестает сопротивляться, пока не потеряет сознание, и потом еще – пока не наступит гибель мозга. Сила, возможность, желание – у нее есть все. «Так вот что чувствовал Эйрел на Комарре, – подумала она. – Теперь я понимаю. Нет. Теперь я знаю».
– Сколько? Где?
– Четверо, – прохрипела Мехта. Корделия обмякла от облегчения. – Двое в вестибюле. Двое в гараже.
– Спасибо, – механически поблагодарила Корделия, но горло стиснул спазм. – Простите меня… – Она не знала, услышала ли ее посиневшая Мехта.
Бумага оборачивает камень.
Она связала женщину и сунула ей в рот кляп – так же, как проделал это Форкосиган с захваченным Готтианом, и уложила на полу, между стеной и кроватью. Быстро рассовала по карманам документы, кредитные карточки, деньги. Потом включила душ и на цыпочках подошла к двери. Ох, как нужна сейчас минута, всего одна минута, чтобы овладеть собой…
Тейлор и санитар куда-то вышли – наверное, на кухню выпить кофе. Не желая рисковать такой удачной возможностью, она не стала задерживаться – даже для того, чтобы надеть ботинки. Корделия сделала шаг в гостиную и осторожно осмотрелась.
О Боже! Тейлор стоял в дверях кухни, поднося чашку к губам. Они замерли, глядя друг на друга.
Корделия подумала, что зрачки у нее, наверное, огромные, как у какого-нибудь ночного зверька. У наблюдавшего за ней коммодора странно искривились губы. Потом он медленно поднял левую руку, отдавая ей честь. Рука была не та, но в другой он держал чашку кофе. Он отпил глоток, не сводя с нее глаз.
Корделия вытянулась по стойке «смирно», отсалютовала и тихо выскользнула из квартиры.
На мгновение ее охватил ужас: у входа оказался журналист со своим оператором, один из самых назойливых, как раз тот, которого она вчера выгнала из здания. Пьянея от волнения, она улыбнулась ему, чувствуя себя парашютистом в затяжном прыжке.
– Не раздумали брать интервью?
Он мгновенно схватил наживку и защелкал кнопками радиоаппаратуры.
– Помедленнее, помедленнее. Не здесь. За мной следят, знаете ли. – Она заговорщически понизила голос. – Правительство заметает следы. То, что мне известно, может взорвать всю администрацию. Это касается судьбы пленных. Вы могли бы… сделать себе имя.
– Тогда где же? – Он буквально лез из кожи.
– Как насчет космопорта? Там в баре тихо. Я закажу вам рюмку чего-нибудь, и мы сможем спокойно… посидеть и спланировать кампанию. – У нее в голове шел отсчет времени. Вот-вот дверь их квартиры распахнется. – Но предупреждаю вас, дело трудное. В вестибюле – два правительственных агента, и в гараже тоже. Мне надо пройти мимо них незамеченной. Если станет известно, что я с вами разговаривала, другого шанса вам уже не дадут. Никакого насилия, просто ночью вы тихо исчезаете, и разносится слух, что вас «положили на обследование». Понимаете, что я хочу сказать?
Журналист явно ничего не понял – его передача специализировалась преимущественно на «клубничке» – и, сгорая от нетерпения, повернулся к оператору:
