Феррелу приснилось, будто он плывет на яхте по океану и вытаскивает полные сети трупов. Потом он вываливает свой улов в трюм, и они лежат там, мокрые и переливающиеся, словно покрытые радужной чешуей. Он проснулся, обливаясь холодным потом. Было огромным облегчением вернуться в кабину пилота, вновь слиться с электронным сердцем своего корабля. Корабль – чистый, механический, бессмертный, как бог: управляя им, можно забыть, что у тебя есть сфинктер. Но прошли еще сутки, прежде чем детекторы дали новый сигнал.
– Странная траектория, – пробормотал он, когда Бони снова заняла свое место за пультом силовых полей.
– Да… А, понятно. Это барраярец. Далеко его занесло.
– Выбрасывайте этого сукина сына обратно.
– О, нет. У нас есть идентификационные данные на всех погибших. Часть мирного договора, как и обмен пленными.
– Если вспомнить, что они сделали с нашими пленными, то, по-моему, мы им ничего не должны.
Она пожала плечами.
* * *
Барраярский офицер оказался высоким широкоплечим мужчиной, судя по нашивкам на его воротнике – коммандером. Терса Бони была к нему так же внимательна, как и к лейтенанту Делео: она потратила немало усилий, чтобы выпрямить тело, и долго разглаживала мертвое лицо кончиками пальцев, стараясь вернуть ему человеческое выражение.
– Жаль, что так сильно раздвинулись губы, – проговорила она. – Из-за этого у него нехарактерно раздраженный вид. По-моему, он был довольно недурен собой.
В одном из карманов обнаружился небольшой медальон, а в нем – крошечный стеклянный шарик, наполненный прозрачной жидкостью. Обратная сторона медальона была вся исчерчена причудливыми завитками барраярского алфавита.
– Что это? – с любопытством спросил Феррел.
Она вздохнула:
– Нечто вроде талисмана. Я за последние три месяца немало узнала о барраярцах. Выверните десять карманов – и в девяти из них найдете какой-нибудь амулет, талисман, медальон или еще что-нибудь. И высокие чины увлекаются этим ничуть не меньше рядовых.
– Глупое суеверие.
– Не знаю, суеверие это или традиция. Мы однажды лечили раненого пленного – он утверждал, что это просто обычай. Амулеты дарят солдатам, но на самом деле никто в них не верит. И все же он начал буйствовать, когда перед операцией его раздели и забрали среди прочего талисман. Пока не дали наркоз, его с трудом удерживали три санитара. Не совсем обычное поведение для человека, у которого оторвало ноги. Он плакал… Но, конечно, он был в шоке.
Феррел разглядывал медальон на коротенькой цепочке. Рядом с шариком был подвешен еще и локон волос в прозрачной пластмассе.
– Что-то вроде святой воды? – спросил он.
– Почти. Это называется «материнские слезы». Посмотрим, смогу ли я прочесть… Судя по надписи, он у него уже давно. Кажется, тут сказано «мичман», и дата… Видимо, он был ему подарен в день рождения.
– Но это же не слезы его матери?
– Слезы. Именно поэтому и считается, что такой талисман защищает своего владельца.
– Похоже, защита не слишком надежная.
– Да, пожалуй.
Феррел иронически хмыкнул.
– Ненавижу этих парней – но, по правде говоря, мне как-то жаль его мать.
Бони забрала у него цепочку с подвесками, поднесла локон в пластмассе к свету и прочла надпись.
– Не надо ее жалеть. Она счастливая женщина.
– Почему?
– Это ее посмертный локон. Она умерла три года назад.
– И эта штука тоже должна приносить удачу?
– Нет, необязательно. Насколько я знаю, это просто память. Очень милый обычай. А самый отвратительный талисман из всех, что я видела, представлял собой маленький кожаный мешочек. Он был полон земли и листьев, и… сначала я решила, что там скелет какого-то существа вроде лягушонка, примерно сантиметров десять длиной. Но потом присмотрелась получше и поняла, что это скелет человеческого эмбриона. Наверное, какая-то черная магия. Довольно неожиданно – обнаружить такое на офицере инженерной службы.
– Похоже, никому из них они не помогают.
Она невесело улыбнулась.
– Ну, если и есть такие, которые помогают, то я их не увижу, правда?
Терса перешла к следующему этапу обработки: вычистила обмундирование, осторожно одела труп, а потом упаковала его в мешок и вернула в холодильник.
– Барраярцы так любят все военное, – объяснила она. – Я всегда стараюсь сохранить их форму. Она столько для них значит – я уверена, что им в ней уютнее.
Феррел нахмурился:
– Я все равно считаю, что его надо было выбросить.
– О нет, – отозвалась Бони. – Подумайте, какая работа в него вложена. Девять месяцев беременности, роды, больше года пеленок – и это только начало. Десятки тысяч обедов, тысячи сказок на ночь, годы учебы в школе. Десятки учителей. А потом еще военная подготовка. Масса людей вложила в него свои труды.
Она пригладила прядку непослушных волос на голове трупа.
– Когда-то в этой голове была вселенная. Для его возраста у него высокое звание, – добавила она, проверив данные компьютера. – Тридцать два. Коммандер Аристид Форкаллонер. Звучит приятно, самобытно. Очень барраярское имя. К тому же фор, из военной касты.
– Каста убийц-безумцев, – механически отозвался Феррел. Но его возмущение было уже не столь искренним.
Бони пожала плечами:
– Ну, теперь он вернулся в лоно Великой демократии. А карманы у него были славные.
Прошло трое суток без единой тревоги – только редкие механические осколки. Феррел уже начал надеяться, что барраярец был их последней находкой. Они приближались к концу поискового маршрута, когда Терса Бони обратилась к нему с просьбой.
– Может быть, сделаем еще несколько витков, Фалько? Конечно, если вы не против. Вы же знаете, поисковый район задается исходя из средних значений рассеивания. Кто-то мог улететь и гораздо дальше.
Феррел не испытывал особого энтузиазма, но перспектива еще одного дня пилотирования была не лишена привлекательности, и он согласился. Ее довод оказался верным: уже через несколько часов детекторы выдали сигналы.
Когда они разглядели останки, Феррел тихо ахнул. Это была женщина. Бони втянула ее в корабль с удивительной нежностью. На этот раз Феррел решил уклониться от роли зрителя.
– Я… я не хочу смотреть на изуродованную женщину, – твердо заявил он.
– М-м, – отозвалась Терса, – а разве это справедливо – отвергнуть человека только из-за того, что он мертв? Вы ничего бы не имели против ее тела, будь она жива.
– Равные права для мертвых? – съязвил пилот.
Улыбка у нее вышла кривая.
– А почему бы и нет? Некоторые из моих лучших друзей – трупы.
