— Я и говорю. Ищейка в штатском.
Я спросил, был ли он здесь в ночь на понедельник. Видел ли, слышал ли, как к реке подъезжает автомобиль? Он сказал, что в ту ночь выпил. Объяснил, что пьет для поддержания уровня жидкости в организме. Только для этого. Уровень жидкости должен быть в норме. Над своим здоровьем надо работать.
— Работать и работать, — говорил он. — Уровень жидкости должен быть идеальным. Нарушишь баланс — и тут же выйдешь из строя.
Он сказал, что это его работа. Поддерживать уровень жидкости. Как раз сейчас он не занят, но и в свободное время тоже приходится работать. Он поднял стакан, как будто собираясь сказать тост. Я ответил, что не сомневаюсь в том, что его ремесло — самое сложное в мире. И зашагал прочь.
Дин Мартини окрикнул меня:
— Эй! Хочешь подсказку на тысячу крон?
Я остановился.
— Сколько, по-твоему, стоит моя память?
Я пожал плечами и вернулся.
— Рассказать тебе кое-что про эту реку? — спросил он. — Чего ты не знаешь. Кое-какой секрет.
После небольшой паузы он продолжил:
— Эта река — медведь. Понимаешь? Эта река — плывущий медведь.
Он заговорщицки склонился ко мне.
— Зимой эта река спит, — сказал он. — А весной — просыпается. Весной она опасна. И маленьким мальчикам нельзя тут слоняться. Весной эта река ест маленьких мальчиков.
Я поблагодарил его. Сказал, что давно уже не получал таких ценных сведений.
— Так где же тысяча? — поинтересовался он.
Я ответил, что денег у меня при себе нет. Но, если он придет ко мне в офис, я ему заплачу. И медленно пошел обратно.
— Проклятая ищейка! — крикнул мне вслед Дин Мартини.
~~~
Я сел в машину и поехал по Рёлдальсвейену. Возле здания суда я увидел журналистов. Кто-то приглаживал волосы. Кто-то наводил марафет. Все разговаривали по мобильным телефонам и смотрели в прицелы фотоаппаратов. Казалось, в улицу вселился деятельный дух разоренного комбината.
Я притормозил и съехал на обочину. На лестнице показался Франк. Свои черные очки он снял, как только обнаружил перед носом микрофон. Меня он не видел. Блондинка из ТВ-2 торопливо покупала газировку. Оператор настраивал объектив. Рядом стоял автомобиль с транслятором, «тарелкой» на крыше и слоганом на боку: «Мы зажигаем ваши глаза».
Позвонил Бодд. Я думал, он на пресс-конференции, но он попросил меня подойти к промышленному району у Эйтрхейма. Сказал, что нашел кое-что интересное. Я посмотрел на часы — а с Ирен-то я встретиться успею?
Некоторое время я сидел и смотрел на собравшихся. Лица репортеров забавно кривились, будто отражая содержание репортажей. Они, мол, обеспокоены. Судьба города для них много значит. Разумеется, они с большим удовольствием посидели бы в какой-нибудь пивной. Но сейчас они здесь, у них дело, требующее улыбки и быстрых фраз.
Я направился к Эйтрхейму. Возле автоинспекции несколько человек дрессировали собак. Собаки бегали вокруг кеглей по удивительным траекториям под свист хозяев. Район к северу от цинковой фабрики был полузаброшенным. Здесь находилось автохозяйство и несколько малых, еще не обанкротившихся предприятий. Здесь в свое время коммуна строила бараки для алкоголиков. Но те не хотели долго находиться вдали от питейных заведений. Сформировав единый фронт, алкаши пошли лоббировать свои интересы, и коммуна сдалась. Так что теперь бараки стояли рядом с церковью.
Мартинсен с Боддом ждали на пристани, возле сгоревшего автомобиля. Бодд кивнул мне и сказал, что это БМВ. Вернее, то, что от нее осталось. Машина была до такой степени расколочена, что я удивился, как можно было определить марку. Но не спросил. Я бы не выдержал очередной лекции Бодда о методах расследования.
— И кто вас навел на след? — спросил я.
— Какая разница? — ответил Бодд.
Он сказал, что в деле намечается прорыв. Это след, о котором знаем пока только мы. И это, несомненно, сенсация.
— Я тут кое-что проверил, — продолжал Бодд. — У сербов действительно был автомобиль.
— Какой автомобиль? — спросил я.
— Угадай с одной попытки, — сказал Бодд.
Я поздравил его и подумал, что как-то странно тащить машину сюда, чтобы потом поджечь. Если хочешь избавиться от автомобиля в Одде, в твоем распоряжении целый Сёрфьорд.
Я договорился с Боддом, о чем буду писать. Поехал в офис и стал писать так быстро, как только умею. Новый главред говорил на внутреннем семинаре, что в «Бергенских известиях» слишком длинные статьи. У читателей — стресс: они не могут переварить весь объем информации. А нужно, чтобы они усваивали как можно больше. В идеальном варианте — чтобы целый номер можно было прочитать, пока сидишь в туалете. Вот тогда от газеты останется хорошее впечатление.
В девять я поехал домой — переодеться и помыться. Я радовался, что увижу Ирен. Мне хотелось обнять ее. И все. Обнять. Быть с ней. Я медленно застегивал рубашку. А на спортивном канале шел бокс. Негр лупил белого. Казалось, их выдернули с улицы — разогреть публику перед настоящим поединком.
Негр споткнулся. Явно любитель. Но нехватка боксерского умения делала бой лишь более свирепым. Это была чистая агрессия. Просто драка двоих между канатами, на залитом светом ринге. В конце они стояли, сцепившись друг с другом, будто влюбленные перед разлукой.
В биографии Виджи я читал о чемпионате мира сороковых годов. Фотограф жаловался, что становится трудно добраться до редакции вовремя. Поэтому Виджи нанял карету «скорой помощи» с шофером. Сфотографировав боксеров, он кидался в машину и мчался в газету под вой сирены. Полиция расчищала дорогу, а Виджи лежал себе на полу и проявлял негативы.
Зазвонил телефон. Мужской голос спросил, посмотрел ли я кассету. Этот голос я слышал и раньше, но не мог вспомнить, кому он принадлежит. Каким-то образом этот человек вылетел из моей памяти, голос никак не связывался с внешним обликом.
Мужчина снова спросил, посмотрел ли я кассету.
— С кем я разговариваю? — спросил я.
— Загляни в почтовый ящик.
— Кто звонит?
Щелчок. Я стоял не двигаясь. Почтовый ящик висел в коридоре. Я вынул из него содержимое и просмотрел его только в квартире. Помимо рекламных листовок и счетов я увидел коричневый конверт. Без марки. Очевидно, его положили прямо в ящик. На конверте был приклеен листок с напечатанным именем. Моим. Внутри оказалась видеокассета.
Я поставил ее в магнитофон и сел смотреть. Это была неумелая любительская запись, сделанная ночью. За решеткой забора в свете уличных фонарей проезжали грузовики и трейлеры. В конусе света плясал ливень. Грузовики сновали туда-сюда. Съемка велась с большого расстояния где-то в районе фабрики. Потом — нечетким крупным планом — трубы, машины и панель приборов. Весь фильм длился минут десять-двенадцать. Я перемотал назад, чтобы просмотреть еще раз. Ничего не понял. Какая-то серая мешанина. Большая часть снята нечетко. Я обратил внимание на индикатор даты и времени. Время съемки — конец апреля.
