Утром после завтрака мне приносят затребованные бумаги из министерства финансов. Сказать, что я шокирован, просто мало! Богатейшая страна мира! И НАСТОЛЬКО нищая! Бюджет то… Название сего документа больше, чем он! КОПЕЙКИ! А выпуск стали?! Добыча угля, нефти, руды? Цветные металлы вообще в справке отсутствуют! Электричество — и не было! Протяжённость железных дорог — плакать хочется! Мамочка моя, роди меня обратно! Я не хочу править такой страной!!! Нервно расхаживаю по кабинету, когда туда вваливается медведобразный царственный папаша:
— А, Николаша! Вот ты где! Чем это ты занимаешься?! Граф Воронцов-Дашков изволили жаловаться — мол, ты карты географические затребовал. Ну-ка, ну-ка…
Он подходит к столу и не спрашивая сгребает ладонью, могущей свернуть в трубочку серебряную тарелку мои наброски. Всматривается и вдруг охает:
— Эт-то что?!
— Бумаги, батюшка.
— Я вижу, что бумаги! Но ЧТО в них?! Откуда?!
— Николай Христофорыч поспособствовали, по старой дружбе.
— Так… А тебе оно зачем?
— Так, батюшка, простите, но рано или поздно мне вас на троне менять придётся. Надо же знать, что в наследство останется?
Он смотрит на меня тяжёлым взглядом, медленно багровея. Невольно отступаю за стол, поскольку силищей царь-отец отличается неимоверной и редкой. Башку мне оторвёт и не заметит даже…
Но Александр садится на мой стул, переводит свой взгляд на справку.
— Не похоже на тебя, Коля, ТАКИМИ вещами интересоваться. Раньше ты всё больше шампанское изучал по винной карте, да танцовщицами моими забавлялся. Эта, Матильда… Ты уже третий день к ней не ездишь…
Решаю рискнуть:
— Ну её, папá надоела. И вонючая какая то, как мыться не заставляй… тут о России задуматься надо. Если враги нападут, как воевать будем? Точнее, чем? Любая армия тылом сильна. Если оружия не хватит, хоть миллион под ружьё забрей, из чего они стрелять будут?
Неожиданно император улыбается:
— А с кем ты. Коля, воевать собрался?
Холодею, но, тем не менее, собираю мужество в кулак и отвечаю:
— Так, батюшка, время покажет. Давно ли граф Лев Николаевич Толстой Севастополь защищал? Или генерал Скобелев на белом коне просто так, от нечего делать скакал? И не вы ли, батюшка, давеча заявили, что у России только два союзника, её армия и флот?
— Правильно мыслить стал, Коля! Почаще бы тебя такие молнии били, глядишь, и на тот свет спокойно уходить можно будет…
Он смахивает ручищей предательскую слезу из уголка глаза, потом, словно спохватывается.
— Если ты от молнии сией так поумнел, то, что с «гессенской мухой» делать будешь?
Молча показываю ему на камин, в котором догорают остатки надушенных писем, Александр Третий выхватывает взглядом недогоревший конверт и опять, только уже совсем добродушно рокочет:
— Поумнел, сын, поумнел…
Поднимается, подходит ко мне, с размаху хлопает по плечу, благо мы одни, и лишних глаз нет:
— Если на манёврах себя покажешь — будет тебе дело! Займёшься, полезным для Державы.
— Чем, батюшка?
— Узнаешь. Сначала службу отслужи…
Его Императорское Величество уходит, донельзя довольный, я остаюсь один в пустом кабинете и долго смотрю на догорающие в камине языки пламени… Что нужно ДЕЛАТЬ, я знаю… Не один месяц на форуме обкатывали программу «если бы…» Другое дело — ДАДУТ ли мне? Впрочем, волков бояться — в лес не ходить!
Глава 4
Чёрт, как же неудобно то, а?! Заправляю левую руку, как обычно. То есть, большой палец за ремень, вот, вроде и незаметно, что я полукалека. Хотя второй рычаг — ого-го! Перекачан до безобразия. Ладно. Надо дела делать. Привыкли они тут всё не спеша, качественно, как говорится — с чувством, с толком, с расстановкой. С одной стороны, это хорошо. А с другой — надо приучать этих ребят к другим темпам жизни. Хотя… Удар молнии повлиял на меня крайне положительно — я начинаю чувствовать руку… неужели мне повезёт, и она восстановится? Фантастика, однако… Выхожу из кабинета. Мамочки мои! Да что это такое — стоит целая толпа аборигенов, в шитых мундирах и смотрят на меня, открыв рот. Невольно с моего языка срывается:
— Ну что, птички божьи, прищурились?
Мать! Мгновенно глаза делаются круглыми. Идиоты они, что ли?
— Смирно!
Вытягиваются, руки по швам. Ого! Приучил их мой предшественник к порядку. Значит, легче будет. Так… А это что за дамочка? Доннер ветер! Ну как я мог забыть то?! это же моя дражайшая половина — Дона, и мои отпрыски. Бракодел ты, твоё Величество! Одних придурков наклепал… Ну, это дело поправимо. Папочка этим займётся лично. Эх, придётся повременить с развлечениями…
— Подавать обед, немедленно!
— Но, Вилли, сейчас же рано… И распорядок…
Это супруга. Сейчас я тебе…
— Скажи мне, дорогая, такую вещь, в какой стране мы живём?
Не понимает, улыбается глупо. Тьфу, гусыня.
— В Германии, мой дорогой.
— Отлично. А кто стоит во главе Германии?
— Ты, мой дорогой.
Ещё лучше! Вляпалась ты, родная, по самые уши!
— Если я стою во главе нашей любимой Германии, значит, я устанавливаю порядки!!! Жрать сюда! И быстро, ну!
Это я ору, выпучив глаза, во всю свою императорскую глотку. Доходит. Начинается бешеная суета. Кто-то валится в обморок, звенит по полу оторванная пуговица, в дверях — давка. Подхожу поближе, и тщательно примерившись, впечатываю начищенный до блеска квадратный сапог в чью-то пышную задницу. Короткий вопль, и вся куча мала вываливается наружу, а я поворачиваюсь к стоящей с открытым ртом половине.
— Так вот, моя дорогая супруга, если я ещё раз услышу от тебя что-либо подобное, или ты ещё раз посмеешь мне сказать что-либо против, пеняй на себя…
Разворачиваюсь, отличный тут гипсовый бюстик. Интересно, чей? Но ничего, подойдёт. Здоровенное стекло окна рассыпается с жалобным звоном, а я любуюсь на искажённое страхом круглое личико жены, мать её.
— Тебе всё понятно?!
Нависаю над ней. Будто скала над заливом.
— Да…
— НЕ СЛЫШУ!!!
— Понятно!
— Если я сказал, что хочу есть, значит — бегом накрывать стол. А если я сказал — прыгайте в окно, значит вы, моя дорогая, должны в ответ только спросить: В какое!
Ого! Кажется, переборщил. Упала, бедняжка.
— Эй, там, доктора! И унесите кайзерин в её спальню…
Отлично! Обед — великолепный. Обгладывая куриную лапку прокручиваю свои дальнейшие шаги. Канцлер, конечно, не дурак. Почему тот Вильгельм постоянно с ним цапался? Да потому что не хотел быть ширмой. Отто сам намеревался управлять Германией, а Кайзер ему — для вывески. И этого, фон Штирлица, подсовывает, чтобы быть в курсе всех моих дел. Вот с него и начнём. С Вальтера. Кто тут у нас имеется? Макензи, Гинденбург, Людендорф. Они сейчас молодые, голодные, мозги ещё не зашоренные. Ну-ка, включим мыслительный агрегат и поразмыслим. Мне нужны прежде всего две вещи. Первая — это преданные мне войска, второе — тайная служба. Люди без комплексов, абсолютно надёжные, способные на нестандартные, для этого времени, разумеется, действия. Должные воспринять мои приказания правильно. И, самое главное — воплотить их в жизнь. М-м-м… Вкусная курочка. Вот что значит, экология. Ни тебе гербицидов — пестицидов, ни тяжёлых металлов, ни трансмутированых генов и пищевых добавок. Лакей, повинуясь знаку, наливает вина в бокал. Вино, вино, вино, оно на радость нам дано! Не хочу. Соку бы какого-нибудь… Ладно, дадим указания. Пускай думают. О! начальник секретной службы! Что там у нас?
