— Кто сообщил родителям Каролины Альбин, что она умерла? — спросила Фредрика излишне жестко.
Фредрике показалось, что доктор улыбнулся.
— Откровенно говоря, не знаю, — ответил он, — Юханна Альбин обещала это сделать.
— Вам неизвестно, сообщила ли она еще кому-нибудь о смерти? Она никому не звонила, пока была в больнице?
— Нет, — заверил ее Йоран Альгрен, — я, во всяком случае, этого не видел.
Фредрика с изумлением подумала, что теперь вся эта история принимает совершенно другой оборот.
— Как бы вы описали эмоциональное состояние Юханны Альбин в больнице?
Врач молчал, словно не понял вопроса.
— Да, она, конечно, была взволнована, — произнес он наконец. — Но как-то без трагизма.
— То есть?
— Понимаете, она была не настолько расстроена и не переживала так сильно, как обычно переживают родственники, узнав о внезапной смерти родного человека. У меня сложилось впечатление, что проблемы Каролины Альбин с наркотиками были известны семье, что ее зависимость длилась многие годы. Разумеется, это не означает, что ее смерти ждали, но все же родственники в некотором смысле были готовы к неблагоприятному развитию событий.
«Кроме отца, — утомленно подумала Фредрика. — Он совершенно точно не был подготовлен. Он застрелил жену и себя».
Закончив разговор с врачом, она пыталась осмыслить, что же все-таки ей удалось узнать.
Странная семейка. Весьма даже странная.
Бросив взгляд на часы, она спохватилась — скоро уже идти на утреннее совещание в «Логово». Бумаги, принесенные Эллен, лежали у нее на столе. Это была копия рапорта, составленного после того, как нашли неизвестного мужчину, сбитого машиной. Она быстренько полистала страницы, но не нашла ничего нового. Врач, проводивший вскрытие, должен был связаться с ней в течение дня.
Он вспомнила про скомканные листки, исписанные по-арабски, которые она просила перевести. Скорее всего, там тоже ничего важного, но проверить все равно надо.
Переводчик ответил после третьего гудка.
— Не могу сказать, что почерк прямо каллиграфический, — начал переводчик.
— Но вы смогли прочесть написанное? — спросила Фредрика.
— Ну разумеется, — ответил тот немного обиженным тоном.
Фредрика подавила вздох. Эти вечные больные мозоли, у всех и каждого — поди угадай, кто на что оскорбится.
— Начнем с простого, — сказал переводчик. — Отпечатанный листок, который вы нашли, — это молитвенник. Строфы из Корана, ничего особенного. Какие-либо пометки отсутствуют. Перейдем к запискам.
Фредрика услышала, как на том конце что-то зашуршало.
— На первой указаны названия двух мест в Стокгольме: Глобен и Эншеде. Два шведских названия, но записанные на слух по-арабски. Именно так, иначе надпись не имеет смысла. Я сам араб, так что понял бы, если бы там было что-то другое.
Он засмеялся, и Фредрика улыбнулась.
— На другой бумажке, в которую было, как вы говорите, завернуто кольцо, написано следующее: Фарах Хаджиб, Мадинат-эс-Садр, Багдад, Ирак.
— Что это означает? — спросила Фредрика.
— Понятия не имею, — ответил переводчик. — Но по идее это не может означать ничего, кроме очевидного, а именно что в багдадском районе Мадинат-эс-Садр живет женщина по имени Фарах Хаджиб. Может, кольцо принадлежит ей?
— Что представляет собой этот Мадинат-эс-Садр?
— Район с довольно плохой репутацией. Во всяком случае, раньше его целиком или частично контролировала шиитская армия Махди, — подробно объяснил переводчик. — Горячая точка, что называется. Многие были вынуждены уехать оттуда из-за конфликтов между шиитами и суннитами после свержения режима Саддама.
Кадры новостей — картины ада в Ираке, раздираемом внутренними противоречиями и конфликтами после 2003 года, — всплыли у нее перед глазами. Миллионы беженцев внутри страны и в соседних странах. И ничтожная часть, сумевшая добраться до Европы, в том числе и до Швеции.
— Может быть, она здесь, — предположила Фредрика, — и просит убежища?
— Я перешлю вам перевод внутренней почтой, — отозвался переводчик, — и вы сможете проверить ее в Миграционном управлении. Хотя я подозреваю, что ее будет непросто найти, зная только имя. К тому же совсем не обязательно, что она зарегистрировалась тут именно под этим именем.
— Знаю, — ответила Фредрика. — Но я все же проверю. А что с картой? Нашли что-нибудь?
— Да, точно, — сказал переводчик. — Чуть не забыл про нее.
Он снова зашуршал бумагами.
— Там написано: «Площадь Фюристорг, 8».
— То есть адрес?
— Да, очевидно, так. Больше там ничего не написано. В общем, я перешлю всю информацию, звоните, если будут вопросы.
Фредрика поблагодарила за помощь и решила сразу же проверить названный адрес в Упсале — городе, где однажды они познакомились со Спенсером.
Часы показывали почти десять, до совещания оставалось совсем немного времени. Она мысленно попросила разрешения у Спенсера не думать о нем, чтобы не отвлекаться от работы. И удивленно приподняла брови, увидев, что находится по адресу: «Площадь Фюристорг, 8, Упсала».
Адрес принадлежал отделению «Форекса».
Фредрика наморщила лоб, лихорадочно пытаясь понять, почему она насторожилась, увидев слово «Форекс». Так ни к чему и не придя, она подключилась к «Вильме» — внутренней поисковой системе Миграционного управления, — надеясь найти Фарах Хаджиб в базе данных. Может быть, она в Швеции? И может быть, это ее кольцо?
* * *
Услышав, как ключ повернулся в замке, он чуть не расплакался от облегчения. Ночь тянулась нескончаемо, в квартире было холодно. Нарядный узор из ледяных кристаллов, украсивший внешнюю поверхность окна, был единственной красивой деталью его временного жилища.
Али мутило. Уже несколько дней болел живот и мучил понос. Воздух в квартире был тяжелый от застоявшегося сигаретного дыма, и он старался избегать лишнего вдоха. Его донимала бессонница, уже на третий день его восприятие реальности исказилось от усталости. Он бросал мысль, не додумав, иногда ему казалось, что он спит наяву.
Пусть он заплатил намного меньше, чем другие, но не за такой жизнью он приехал.
Он встретил их в коридоре, все же пытаясь продемонстрировать, что рад их видеть.
Было еще раннее утро, не позже половины десятого.
Вошла та самая женщина, что встретила его у «Прессбюро». С ней был мужчина, небольшого роста и очень светлый. Возраст было сложно определить, наверное, лет шестьдесят. Али приуныл. Он надеялся, что на этот раз будет кто-нибудь, кто говорит по-арабски. К его удивлению, мужчина открыл рот и мягко произнес на его языке:
