— Да, — согласился Алекс и вздохнул. — Я бы даже сказал, что, пока мы не узнаем о ее действиях за последние недели, мы продолжим топтаться на месте.
Фредрика собралась что-то сказать, но промолчала.
— Она говорила что-нибудь о роли своей матери во всем этом клубке? — полюбопытствовал Юар.
— Ни слова, — сухо отозвался Алекс.
— Тогда с нетерпением ждем, что даст допрос Свена Юнга, — сказал Юар и покосился в сторону Петера. — Кажется, он может пролить свет на ее роль.
Поколебавшись несколько секунд, Фредрика все же взяла слово.
— Эрик Сунделиус, — сказала она, — врач Якоба Альбина.
— Да? — сказал Алекс.
— Он намекал, что у Юханны не все в порядке. С головой.
— Да, — подтвердил Алекс. — Но этот человек забыл, как известно, рассказать многие другие вещи, о себе прежде всего. Так что не думаю, что нам следует принимать чересчур всерьез то, что всплыло в разговоре с ним.
— Я тоже так не думаю, — парировала Фредрика. — Но многие заявляли, что Юханна не вполне здорова, так что до конца мы не можем знать.
— Что?
— Которая из сестер достаточно больна, чтобы отправить на тот свет своих родителей.
Прежде Фредрика часто спрашивала себя, радовалась ли бы она больше, если бы имела сестру, а не брата. Ребенком она пищала от восторга, когда читала «Любимую сестру» Астрид Линдгрен, а став взрослой, мечтала о сестре, с которой можно было бы делиться всеми мыслями и соображениями. Сидя над блокнотом с записями допроса Юханны Альбин, она думала про все эти мифы, окружающие те особые узы, всегда существующие между сестрами.
«Нам ничего не было известно про Юханну, — думала Фредрика с нарастающим восхищением. — И как только она попала в поле нашего внимания, то сразу же разыскала нас сама».
Тут же ей вспомнилась одна из собственных первоначальных версий, о том, что сестры вместе устранили своих родителей.
Мотив? Каждая из сестер сама по себе имела мотив для убийства, но если виновны обе, то отчетливого мотива не прослеживается.
Мотив Каролины в описании Юханны понятен. Разве возможно было не сломаться после пережитого ею? Без сомнения, душевно сломленная девушка могла начать манипулировать окружением именно таким образом, как это изложила Юханна.
Но неужели никто не видел ее истинного лица? Ни чета Юнг, ни Рагнар Винтерман, ни психиатр Якоба Альбина? Ни — прежде всего — ее родители? Неужели никто никогда не усомнился в ее искренней преданности отцу?
Фредрика невольно поежилась. В том, чтобы причинить боль, людская фантазия не знает границ. На глазах возникал новый образ Каролины Альбин. С иными проблемами, нежели виделось Фредрике сначала. И образ Юханны, постепенно стираемой со всех семейных портретов, — Юханны, в конце концов потерявшей все и вся. Молодой женщины, возможно нуждающейся в защите.
Она взяла факс из Бангкока. Ничто не говорило о том, что Каролина Альбин покинула Таиланд, что само по себе обнадеживало. С другой стороны, если именно она стоит за двойным убийством Якоба и Марьи, у нее наверняка была возможность нанять убийцу и на расстоянии.
«Она либо… — размышляла Фредрика, — либо больна, как это представила нам Юханна, либо…»
Фредрика отложила документы и растерянно посмотрела в окно на улицу, где падал снег.
Либо Каролина стала жертвой того же заговора, по причине которого, видимо, погиб ее отец.
И ее мать.
Но почему?
Предчувствуя недоброе, Фредрика взглянула на часы. Уже почти два, а Спенсер до сих пор не позвонил.
Казалось, неприятные вопросы подступают со всех сторон. Мелькнуло чувство надвигающейся беды.
«Что-то мы здесь упускаем, — понимала она, чувствуя, как наваливается давно знакомая усталость. — Причем упускаем что-то очень важное».
Она с трудом сглотнула, чувствуя, как тревога сжимает ей горло. Надо пойти домой, оставить дело другим, у кого еще хватает сил и проворства. Пойти домой и лечь спать. Или поиграть.
Когда мысли обратились к скрипке, рука стала словно чужая и заныла. Словно все до единой части тела решили ей противиться.
Когда зазвонил телефон, она практически встала навытяжку.
— Фредрика Бергман.
Молчание, после звук хриплого дыхания. Фредрика моментально поняла, кто звонит.
— Монс Юнг? — спросила она, стараясь не выдать голосом волнения.
Еще больше звуков и неразборчивая речь. Затем неожиданно намного более отчетливо:
— Вы спрашивали о Лине.
— Да, точно. Я очень рада, что вы смогли перезвонить.
Раздался вымученный смех.
— Мама сказала, что я не выдержу телефонного разговора?
«Да, — подумала Фредрика. — А я, глупая, тут же и поверила».
Полиция решила не допрашивать сына Элси и Свена исключительно по той причине, что Элси описала его как неадекватного наркомана, хотя он много лет был молодым человеком Каролины.
— Я лежу в так называемой реабилитационной клинике, но о Лине у меня всегда есть время поговорить. Вам придется извинить меня за сиплый голос, у меня какая-то инфекция.
Фредрике было совершенно неинтересно состояние его здоровье. Важно другое — что с ним можно разговаривать.
— Ничего страшного. — Она старалась говорить с профессиональной невозмутимостью. — Я просто хотела знать, не пыталась ли Каролина связаться с вами в последние недели.
Молчание.
— Почему вы это спрашиваете?
Держа в одной руке трубку, а другую положив на живот, Фредрика глубоко вздохнула.
— Потому что, боюсь, с ней произошло несчастье.
Монс колебался.
— Она звонила на прошлой неделе и просила о помощи.
— Она сказала, в чем дело?
— Что она не могла дозвониться до Якоба или Марьи, что не может уехать домой, потому что кто-то отключил ее электронку и аннулировал обратный билет из Таиланда.
«Она, очевидно, поняла, — думала Фредрика, — и испугалась».
— Вы знали, что она в Таиланде?
Монс откашлялся, звук был, словно он на минуту отложил трубку.
— Нет, — произнес он. — Мы сейчас редко общаемся.
Но она доверилась тебе, Монс.
— Чем она просила помочь?
— Разыскать Якоба. И помочь ей с билетом обратно.
Она услышала его сопение.
— Но я немного не в форме и мало могу сделать.
— Так вы ей сказали?
Вздох.
— Нет. Про то, что ее отец умер, я тоже не сказал. Не смог. Это не телефонный разговор.
