Он вздохнул:
— На что только мы не идем ради науки.
Он перекатился на спину, и она сняла с него полотенце, спрашивая:
— Такое уже было?
— Не. Первый раз в жизни. В этой жизни.
Ее прохладные ловкие пальцы быстро и профессионально прикоснулись к нему.
— Это прекрасно! — с энтузиазмом сообщила она.
— Спасибо!
Она рассмеялась. Не нужно было никакой памяти, чтобы понять, насколько это хороший признак — когда женщина в такой момент смеется его шуткам. Осторожно, ласково, он притянул к себе ее лицо. «Да здравствует наука! Посмотрим, что будет». Он поцеловал ее. Она ответила. Он растаял.
Речь и наука на время были отброшены, не говоря уже о зеленом хирургическом костюме. Тело у нее было именно такое, каким он его себе и представил. Удивительное тело, особенно в сравнении с ним — жалким скелетиком, обтянутым бледной кожей.
Вдруг пришло осознание недавно пережитой смерти, и он принялся отчаянно, страстно целовать ее, словно она была самой жизнью, и он мог вобрать ее в себя. Он не знал, враг она или друг, хорошо он поступает или плохо. Но это было тепло, движение и жизнь — явная противоположность леденящей неподвижности криостаза. «Лови мгновение». Ведь его поджидала ночь, холодная и неумолимая. Она изумленно раскрыла глаза. Только трудности с дыханием заставили его действовать медленнее, разумнее.
Его уродливость должна была бы его тревожить, но не тревожила. Интересно, почему? «Любовью занимаются с закрытыми глазами». Кто сказал ему это? И та же женщина говорила: «Все дело в движении». Тело Вербены было все равно что разобранное на части оружие: он знал, что надо делать, какие детали важны, а какие — просто для отвода глаз, хоть и не мог вспомнить, как он все это узнал. Инструкции остались, а инструктор был стерт. Такого тревожащего совокупления, знакомого и чуждого, он еще не испытывал.
Она задрожала, вздохнула и расслабилась, а он поцелуями проложил дорожку вверх по ее телу и шепнул на ухо:
— Наверное, отжимания мне пока не показаны.
— О! — Она открыла затуманившиеся глаза. — Боже! Да.
Несколько мгновений поиска — и они выбрали врачебно одобренную позицию: он лежал на спине, никак не напрягая грудь, руки или мышцы живота — и наступила его очередь. Это казалось правильным: дамы вперед, и тогда в него не будут швырять подушками за то, что он сразу же заснул. Страшно знакомая картина, но детали все неправильные. Судя по всему, Вербена тоже раньше это делала — хотя, наверное, нечасто. Но с ее стороны особого умения и не требовалось. Его тело функционировало прекрасно…
— Доктор Д., — прошептал он ей, — ты гений. Эшк… Аск… Эск… Тот грек мог бы у тебя поучиться оживлению.
Она рассмеялась и улеглась рядом с ним, тело к телу.
«Мой рост не имеет значения, когда мы лежим». Это он тоже знал. Они обменялись теперь уже неспешными поцелуями, которые можно было смаковать, как десерт после обеда.
— У тебя это здорово получается! — пробормотала она, покусывая ему ухо.
— Угу… — его улыбка погасла, и он устремил взгляд в потолок, хмурясь от вновь подступившего беспокойства. — …Интересно, а я женат? — Она резко отстранилась, и он готов был язык себе прикусить при виде ужаса на ее лице. — Не думаю, — быстро прибавил он.
— Нет… Нет. — Она снова легла. — Ты не женат.
— Которым бы я ни оказался?
— Так.
Он помедлил, накручивая на пальцы длинные пряди ее волос, а потом аккуратно раскладывая их веером по шрамам, разбежавшимся у него по груди.
— И с кем, по-твоему, ты сейчас занималась любовью?
Она нежно прикоснулась изящным указательным пальцем к его лбу:
— С тобой. Просто с тобой.
Это было приятно, но…
— Любовь или лечение?
Она чуть насмешливо улыбнулась, очерчивая пальцами его лицо:
— Кажется, того и другого понемногу. И любопытство. И подходящий момент. Последние три месяца я была очень погружена в тебя.
Ответ производил впечатление искреннего.
— Кажется, подходящий момент ты создала сама.
На ее губах промелькнула ухмылочка:
— Ну… может, и так.
Три месяца! Интересно. Значит, он был мертв чуть больше двух. За это время на него должно было уйти немало денег и времени Группы Дюрона. Начнем с того, что три месяца труда этой женщины стоят недешево.
— Зачем все это? — спросил он, хмуро глядя в потолок. — Я имею в виду себя. Что вы от меня ожидаете? — Полукалека, заика, потерявший память и навыки, без гроша за своей безымянной душой. — Вы все ждете моего выздоровления, словно я — ваша надежда на спасение. — Он начал понимать, что даже жестко деловая физиотерапевт Астра мучает его ради его же блага. Она почти нравилась ему этим безжалостным напором. — Кому еще я нужен, что вы меня прячете? Врагам?
«Или друзьям?»
— Наверняка врагам, — вздохнула Вербена.
Он наконец замолчал. Она задремала, он — нет. Касаясь паутины ее темных волос, он размышлял. Что она в нем видит?
«…Мне она представилась хрустальным гробом заколдованного рыцаря… Я извлекла достаточно осколков гранаты, чтобы можно было не сомневаться, что ты не случайный свидетель…»
Так что предстоит какая-то работа. И Группе Дюрона не нужен обычный наемник. Если это — Архипелаг Джексона, то обычных боевиков тут можно нанимать целыми кораблями.
Но ведь он никогда и не считал себя обычным человеком. Ни секунды.
«Ах, миледи. Кем я должен быть для вас?»
Глава 22
Вновь открытый секс обездвижил его почти на три дня, но потом, когда Вербена ушла, оставив его спящим — а он не спал, — инстинкт бегства снова выплыл на поверхность. Он открыл глаза, нащупал шрамы на груди и обдумал свои действия. Пытаться вырваться наружу — явная ошибка. А вот проникнуть внутрь он пока не пробовал. Похоже, все здесь со своими проблемами обращаются к Лилли. Прекрасно. Он тоже обратится к Лилли.
Вверх или вниз? Как глава джексонианской группы, она должна, согласно традиции, жить или в пентхаузе, или в бункере. Барон Риоваль живет в бункере — по крайней мере в каком-то смутном воспоминании это имя ассоциируется с подвалом. Барон Фелл выбрал высшую степень пентхауза — смотрит на все сверху, со своей орбитальной станции. Почему-то у него в голове масса картинок Архипелага Джексона. Это — его дом? Такая мысль его смущала. Вверх. Вверх и внутрь.
Он надел свой серый трикотажный костюм, похитил у Вербены несколько пар носков и выскользнул в коридор. Найдя лифтовую шахту, он поднялся наверх — всего этажом выше. Тут снова были двери личных помещений. В центре оказался еще один лифт, включавшийся ладонью. Внутри шахты вилась спиральная лестница. Он очень медленно поднялся по ступенькам, передохнув у самого конца. А потом постучал.
