Мы с Владимиром переглянулись.
— Вы уверены? — спросил Ульянов. — Она выказывала вам как-то это свое желание?
Настя кивнула. Тут до нее дошел смысл расспросов, и лицо девушки обрело тревожное выражение:
— А разве она не в Кокушкине? — Голос ее понизился едва ли не до шепота.
Я не успел ответить — вновь какой-то покупатель пресек наш разговор. Владимир нетерпеливо посмотрел на часы, висевшие на стене. Кстати, часы были и на Анастасии тоже — маленькие открытые часы висели у нее на пряжке у левого плеча. До закрытия магазина оставалось еще минут сорок. Насте тоже не терпелось вернуться к разговору, занимавшему ее никак не меньше нашего. Отпустив покупателя, она подозвала приказчика — молодого человека с несколько слащавым лицом. Тот недовольно поморщился, но занял ее место. После этого Анастасия Владимировна подошла к нам.
— Так-то лучше будет, — сказала она. — А то нам поговорить не удастся. Так вот: Алена действительно намеревалась уехать домой. Не знаю, насколько искренним было это ее желание. То есть, искренним оно было, я это видела, но было ли оно выполнимым и было ли высказано всерьез… — Настя покачала головой. При этом девушка бросила быстрый взгляд в мою сторону, и я встревожился еще больше, если такое вообще было возможно: ртутный столбик моего беспокойства давно уже перевалил за красную отметку.
Владимир прищурился.
— Вы не стесняйтесь, Анастасия Владимировна, — сказал он негромко. — О том, что в семье Елены Николаевны не все обстояло хорошо, мы с Николаем Афанасьевичем уже наслышаны. Так что расскажите-ка нам лучше, в какой момент и при каких обстоятельствах Елена Николаевна высказала желание расстаться с супругом. Вы ведь это имели в виду, верно?
Настя чуть порозовела от смущения, но утвердительно качнула головой. Видно было, что девушку смущает разговор о чужой семейной беде, и это говорило в ее пользу.
— Я знаю немного, — ответствовала она. — Алена редко делилась со мной своими домашними тайнами. Но я так понимаю, что Евгений Александрович… он… он был очень недоволен тем, что Алена встречается со своими друзьями. Особенно с юношами… И это по временам выливалось в самые настоящие скандалы. После них Алена приходила на службу с опухшими глазами.
Сердце мое болезненно сжалось: эх, ну что ж я за родитель такой бестолковый! Неужто не мог понять… — да что там понять! — неужто не мог почувствовать, что единственное мое дитя нуждается в помощи и защите!
— Вы хотите сказать, что муж ревновал Елену Николаевну? — спросил Володя. — К кому же, если не секрет? И насколько основательна была его ревность? — При этом он успокаивающе кивнул мне. Мой молодой друг полагал, что столь бесцеремонные вопросы могут вызвать у меня раздражение. И, безусловно, они вызвали бы не только раздражение, но и самый настоящий гнев, если бы задавал их кто другой. Однако я прекрасно осознавал, что единственным желанием Владимира было помочь мне и Аленушке. Так что я лишь качнул головой и промолчал.
Настя же опустила глаза и после долгого колебания едва слышно ответила:
— Да. Ревновал. К Пете, например. Даже к управляющему, господину Ознобишину, хотя тот уже в годах. К нашему доброму знакомому Гришечке тоже ревновал… Григорию, — тотчас поправилась она, и во взгляде ее мелькнул испуг.
— А, — небрежно произнес Ульянов, — это вы о Григории Васильевиче говорите? Который из Малороссии?
— Да-да! — с облегчением ответила Анастасия. — О нем самом, о Григории Витренко. Вы с ним знакомы?
— Самую малость, — уклончиво сказал Владимир.
— Ну вот, тогда вы должны знать — между ними ничего и быть не могло! — горячо заговорила Анастасия Владимировна. — Товарищеские отношения между ними были — это да, были, я точно знаю! — Она прижала руки к груди.
Владимир осторожно тронул девушку за локоть.
— Вы не волнуйтесь столь сильно, Анастасия Владимировна, — сказал он. — Мы думаем точно так же, как и вы. Скажите, а где сейчас ваш товарищ? В Самаре? Или, может быть, уехал на лето? Попутешествовать собрался?
— Что вы! — Настя несмело улыбнулась. Почемуто предположение о том, что ее товарищ мог отправиться в путешествие, удивило девушку. — Григорий Васильевич здесь, в Самаре. Служит в Александровской библиотеке.
— Адрес не скажете ли? — спросил Владимир.
— Библиотеки? — уточнила Настя.
— Нет-нет, библиотеку Александровскую я знаю, — ответил Владимир, улыбнувшись. — Адрес, по которому проживает господин Витренко.
Настя назвала адрес, который мне ничего не говорил: какой-то дом по улице Полевой поперечной. Как мне представилось, Григорий жил довольно далеко. Я неплохо знал лишь центральную часть Самары, а что до окраин, они мне были совершенно неизвестны.
Владимир же оживленно заметил:
— О, это совсем недалеко от дома на Соловьиной, где живут мои друзья! Спасибо, Анастасия Владимировна… Скажите только вот еще что: по какой причине Елена Николаевна уволилась из этого магазина и пошла работать в магазин Сперанского? Вы ведь тогда уже работали здесь?
— Ну да, конечно. Работала. Только-только приступила. — Она вдруг рассмеялась, и этот переход от сильного волнения к веселости меня удивил. — А ведь если бы не Алена, я бы нипочем не пошла сюда работать. Я невозможная трусиха! После того ужасного случая сказала: не пойду! Боюсь! Так Алена надо мной уж до того смеялась, что я застыдилась — и пришла сюда. Да, так оно и было.
Слова Насти показались мне невразумительными. Судя по озадаченному лицу, Владимир тоже не понял, о чем говорит наша собеседница.
— После какого случая? — переспросил он.
— Ну как же! Тут ночью покойник обнаружился. Во дворе, рядом с дверью на склад. — Анастасия Владимировна взмахнула рукой, указывая в дальний угол залы, где за портьерой находился, по всей видимости, ход в складские помещения. — Страх-то какой… — Она зябко передернула плечами, снова резко перейдя от смешливости к испугу. — А я ведь как раз через день после того должна была сюда на службу выйти. Пришла, да тут же от Аленушки услышала, про мертвое тело-то. Нет, говорю, ни за что не стану работать там, где только что покойник обнаружился! Он, говорю, вечерами будет мне мерещиться…
Владимир недоуменно нахмурился.
— Погодите, погодите! Разве это произошло здесь? В этом магазине? Не в лавке Сперанского?
— В лавке Сперанского? — теперь настала очередь недоумевать Насте. — Ах, вы о том, что случилось в начале месяца?
— Да. Конечно. Именно о том. О том, что произошло вскоре после того, как Елена Николаевна приступила к работе на новом месте.
— Да-да, я понимаю… Но я говорю о другом случае, — сказала Настя. — Я о том покойнике, которого нашли здесь в мае.
При этих словах я почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове.
Настя смотрела то на меня, то на Владимира.
