— Это она нам о вас рассказала. Лав, казалось, не слышал его.
— Мне было лет девять, когда мы с ним познакомились. Я был из нищей семьи, безалаберным мальчишкой, не особенно усердно учился и всегда пытался подзаработать. Джиллмены иногда использовали меня как курьера — случайная работа, небольшие поручения и так далее.— Очередной глоток виски.— Я проработал у них месяц, прежде чем повстречался с поэтом. Он жил наверху, в мансарде, и чаще лежал в постели, чем ходил. Вы должны учесть, что в то время он почти полностью стал рабом опиума. Джиллмен сделал все, что мог, чтобы избавить его от этого пристрастия, но, насколько я видел, усилия его оказались тщетными. Старик был законченным опиумным курильщиком, и именно эта потребность в отраве столкнула нас впервые. Я выполнял какое-то маленькое поручение для жены доктора, когда Колридж позвал меня наверх. Он сказал, что у него есть для меня задание и что он хорошо за это заплатит. Старик приказал мне бежать бегом в лавку и купить то, что он назвал «предписанием». Он никогда не произнес бы в открытую это слово, сами понимаете. В этом отношении мистер Сэмюэл был почти суеверен. Короче, я сделал, как он просил. Джиллмен в тот раз посмотрел на это сквозь пальцы, старик получил то, что хотел, и все были довольны. Это стало на некоторое время регулярным моим поручением, мы с поэтом подружились, стали приятелями. Он, знаете ли, любил поговорить. Очень любил поболтать. Ну а я стал его любимым слушателем. — Лав вздохнул.— Он много чего мне рассказывал. Когда я с ним познакомился, он был уже почти при смерти, но все еще вызывал восхищение. Каким же он был в расцвете лет, и представить невозможно.— Старик снова приложился к бутылке.— Он рассказывал о приключениях своей юности, об ужасном времени, которое провел в армии, о своем учении в университете, где вызвал дух Томаса Грея
[29]
. О, конечно, он сочинял. Конечно, я знал, что он преувеличивает, приукрашивает ради эффекта, но я все равно слушал. Да какой мальчишка не слушал бы? Он даже брал меня к себе на праздники. Мы вместе бродили по берегу в Рамсгейте. Но то, о чем он говорил, было его старинной мечтой, которую мистер Сэмюэл лелеял в юности вместе со своими ближайшими друзьями. Пантисократия. Так они это называли. Вы ведь наверняка уже слышали это слово?
Эдвард недоуменно пожал плечами и помотал головой.
— Это был план невероятной смелости, эксперимент, как он сказал, по улучшению человечества. Их было двенадцать друзей, только что окончивших университет. Они планировали создать идеальное общество, покинуть Англию и жить в Америке, на берегу Сасквеханны, в абсолютной самодостаточности. Это была утопия, основанная на сельском хозяйстве и поэзии. Они думали, что, валя лес, будут обсуждать метафизику, критиковать стихи, охотясь на бизонов, писать сонеты, налегая на плуг.— Лав рассмеялся, едва не хлопая в ладоши от радости.— Чудесно! Просто совершенство!
— Звучит замечательно,— коротко согласился Эдвард.— Хотя немного идеалистично.
— А, да, тогда вы понимаете. Вот в этом и беда. Это не могло осуществиться. Им не хватало денег на поездку. И весь проект был заброшен.
— Боюсь, я не вижу связи с фирмой.
— Жалкое падение Пантисократии стало величайшей трагедией старика, и перед кончиной эта мысль возобладала в его душе над всеми остальными. Он чувствовал, что пустил на ветер единственную возможность изменить мир к лучшему. По мере нашего сближения мистер Сэмюэл почему-то решил, будто я его преемник. Что я смогу сделать то, что ему не удалось: возродить Пантисократию. Конечно, я понимал, что он умирает, и потому допустил довольно распространенную в таких случаях ошибку. Я сказал ему то, что он пожелал услышать. Пообещал сделать все, чтобы исполнить его план. Заверил, будто поеду в Америку и осуществлю его мечту. Мне все это казалось пустым разговором, но если умирающему старику от этого станет лучше, то почему бы и нет? Но я не знал одного. — Лав грустно усмехнулся. — Поэт Колридж не был богатым человеком, но большая часть всего, чем он владел, была завещана мне, чтобы я распоряжался этим по своему желанию, когда достигну совершеннолетия. Лишь благодаря щедрости старика я сумел поступить в один из университетов. А остаток средств мне предписывалось обратить на создание компании, которая претворит в жизнь мечту мистера Сэмюэла о Пантисократии. Причем в завещании он настаивал, чтобы я непременно назвал ее своим именем. Судя по вашему лицу, мистер Мун, вы собираетесь спросить, почему в ее названии слово «любовь» повторяется четыре раза? Все просто: в свое время у меня были сыновья.— При упоминании о членах семьи он снова потянулся за бутылкой.— Я закончил университет с хорошими баллами и, к собственному изумлению, обнаружил, что неплохо разбираюсь в цифрах. Я сделал так, как мне было сказано, и основал компанию по указаниям мистера Колриджа. Но меня мало интересовала Пан-тисократия, и, в то время как фирма внешне действовала по его указаниям, я сумел заработать немало денег, вкладывая в недвижимость и играя на бирже. На пике успеха я имел почти сотню работников и значительный доход.
— То есть вы предали идеалы вашего благодетеля из-за денег?
Лав выглядел взволнованным.
— Суровые слова, мистер Мун. Очень суровые. Вы должны понимать, что старик перед смертью был болен. Очень болен. Можно сказать, был не в себе. Я сделал с моим наследством все, что мог, и удвоил его. А потом удвоил еще десять раз. Я человек не эгоистичный и не жадный. Я щедро платил своим служащим. Было время, когда я был одним из самых богатых филантропов в Лондоне. Я и правда чувствовал себя виноватым. Но несколько тысяч в год могут заставить позабыть о долге.
— Так что случилось?
— Пять лет назад золотые времена кончились. Я стал слишком стар для того, чтобы руководить компанией, да и сама она, подобно ее основателю, несколько одряхлела. Никто из моих детей не выказывал интереса к продолжению моего дела, и я уже не знал, что и делать, когда ко мне подъехал тот консорциум. Они представились как божьи люди, члены организации, именующей себя Церковью Летней Страны. Вижу, вам известно это название. Мне оно тоже было знакомо, поскольку я несколько раз перечислял им деньги. Их имена были весьма неправдоподобны — Дональд Макдональд и преподобный доктор Тан. Они заверили меня, что являются почитателями мистера Колриджа, что они обожают этого человека и прямо-таки переполнены уважением ко мне как к одному из последних, кто был лично знаком с поэтом. Они знали о завещании и о планах, которые мистер Сэмюэл строил насчет моей компании. Короче, эти люди сделали мне предложение. Пообещали, что фирма будет работать, как прежде, что весь прежний штат будет сохранен и что я останусь на должности почетного директора фирмы при условии, если мы вернемся к исполнению завещания поэта Колриджа. По их заверениям, они всерьез планировали жить как панти-сократы. Полностью и без компромиссов. Да, это была стариковская слабость, и, несомненно, вы сочтете меня дураком, но я поверил им на слово. Теперь-то ясно, что это были просто сладкоречивые мошенники, но я устал от занимаемого поста и чувствовал за собой вину, поэтому предоставил им некоторую власть. Мне это казалось правильным.
