В бушующих струях проносились ветки деревьев, вырванные с корнем ягодные кусты, трупы оленей, песцов, леммингов…
Ник на эти мелочи никакого внимания не обращал.
Вода! Можно пить — сколько захочешь! Добрёл до Паляваама, опустился на колени и пил, пил, пока живот не надулся гигантским барабаном.
Рядом с ним тяжело отдувались Лёха и Айна. Хотелось пить и пить, без всяческого перерыва, но свободного места в организмах уже не было…
— А мне? Мне тоже дайте попить! Прошу — воды! Вот же она, кружка, пусть и дырявая, — жалостливо попросил Эйвэ. — После этой крови оленьей дайте глоток воды! Умоляю — дайте!
Напрасно это он совсем. Просить — себя не уважать. Молчал бы, скорбные рожи корча, сами бы водички налили в его тару нехитрую.
А так Сизый сразу нужные выводы сделал, вспомнил всё полезное, чему успел научиться за время своего пребывания в славных рядах НКВД.
Как там принято «языков» в военное время допрашивать?
Вот и решил Лёха воспользоваться полученными знаниями.
— Пить хочешь? — строго так спросил у эстонца. — Хрен тебе в рожу белобрысую! Вот расскажешь, как всех нас продал козлам заграничным, тогда и дам глотнуть! А если не сознаешься, то и мучайся. Сдохнешь — невелика потеря! Если и помрёшь, то только из-за собственного упрямства. Сознавайся, дурачок, если жить хочешь!
Ник не стал вмешиваться, пусть уж сами между собой разбираются, а он здесь — не местный. Не, пацаны, сами свои шарады решайте!
Через полчаса Эйвэ во всех смертных грехах сознался — за один глоток воды. И в Ленина стреляла его любовница — вследствие хронического полового неудовлетворения, и убийство товарища Кирова Эйвэ лично организовал, и золото чукотское нашёл уже лет сорок как тому назад да и вывез коварно — куда-то в сторону созвездия Альдебарана…
Пришлось всё же Сизого на место поставить: прочитать целую лекцию о презумпции невиновности, о методах доказательства вины — безвинно виноватых…
Да, самое главное. Избушка во время этого всеобщего катаклизма совсем не пострадала. Так, только стекло в крохотной раме выбило да пару деревянных плах сорвало с крыши.
Ерунда незначительная, за полчаса ликвидировали все последствия.
Зато и коробок спичек нашёлся под стареньким матрасом, а в дырявом саквояже, что пылился под нарами, обнаружились нитки с иголками.
Из куска брезента, найденного Ником, Айна изготовила некое подобие двух греческих туник для своих спутников, беспричинно улыбаясь при этом.
Ухи из хариусов, пойманных чуть ли не месяц назад, наварили. Оленью ляжку пристроили в леднике, забросав осколками голубого льда.
Дальше что?
— Там, вверх по течению Паляваама, — рассказывала Айна, старательно обгладывая хребет очередного хариуса, — есть чукотское стойбище. Там главный шаман — брат моего отца. Если сытыми идти — за два перехода дойдем. Там оленей можно взять. Много оленей. Сколько попросим. Шаман и в другом поможет. Надо туда идти…
Решили так: Лёха с Айной вверх по течению Паляваама идут, чукчей ищут, чтобы оленей по-честному одолжить, если получится.
Сказано — сделано, ушла влюблённая парочка вдоль реки, в обнимку — пень ясный. А Ник болящего эстонца покормил ещё раз ушицей, чаем напоил тундровым, разве что только колыбельную не спел. Впрочем, Эйвэ и так уснул мгновенно, храпом своим отпугивая мышей от избушки.
Вскоре и Ник его примеру решил последовать, предварительно вставив дверной крючок в петлю.
Но не спалось совсем, мысли всякие одолевали.
Сидел в одних трусах около весело гудящей печи, анализировал последние события, размышлял о возможных вариантах дальнейших действий…
Вдруг — осторожный стук в дверь. Здрасте-приехали. Глухомань называется — никакого тебе покоя. Может, это Айна с Лёхой вернулись, не обнаружив стойбища на условленном месте? Нет, для них рановато, ещё и полдороги не должны были пройти.
Делать нечего, отбросил Ник крючок из петли, дверь распахнул.
Всё равно оружия никакого нет. Если даже у тех, которые находились по другую сторону двери, были какие-то плохие намерения, то зачем им стучаться — так вежливо? Куда как проще — запалить избушку с четырёх сторон света или просто гранату бросить в окошко…
В избу вошли два несуетливых мужика: одеты по-походному, рюкзаки внушительные за плечами, лица у обоих коричневые от загара, ветрами продублённые, — серьёзные такие пассажиры, одним словом. Похожи друг на друга, как братья-близнецы, только один — чернявый с проседью, другой же, наоборот, огненно-рыжий.
— Здорово, хозяин! — поздоровался рыжий. — Рыба-то есть? Угощай путников тогда. А у нас спирт с собой имеется, вот и сладится пикник.
Хорошо ещё, что Сизый подробно инструктировал Ника в своё время относительно таких ситуаций, мол: "Если с людьми серьёзными контактировать где-либо придётся — ну там, в тундре, тайге, или в камере тюремной, — всегда солидность изображай, не суетись, с вопросами не лезь и туману напускай всячески, мол, ты тоже не из простых чалдонов будешь".
— И вам здоровья, путники! — Ник неспешно откликнулся. — Есть рыбёха, сейчас из ледника достану. Вы пока располагайтесь, угощайтесь ухой из котелка — коль небрезгливые, вон на полке миски чистые стоят. А через часик и свежая поспеет!
Надел сапоги, сходил к леднику за рыбой, молча стал чистить.
Эйвэ продолжал самозабвенно храпеть, изредка повизгивая во сне.
Мужики исподволь посматривали на Ника, но с расспросами не лезли.
Очевидно, в их головах сложилась следующая логическая цепочка: парнишка молодой совсем, но на плече имеется свежая пулевая рана, руки все — битые-перебитые, на голом торсе — многочисленные синяки и ссадины, под глазом — сиреневый фингал, молчит угрюмо, но без видимого страха. Нет, непрост парнишка, непрост.
Вот и свежая уха поспела, уселись за стол.
Рыжий достал из рюкзака полпалки колбасы, бутылку со спиртом, щедро плеснул в кружки. Чернявый тут же принялся кромсать колбасу толстыми ломтями — совершенно зверского вида тесаком, криво улыбаясь и многозначительно подмигивая Нику.
— Ты как, хозяин, спиртик-то уважаешь? — поинтересовался рыжий. — А то к речке сбегай за водичкой, разбавь, если оно так тебе сподручней.
— Да ладно, и так проскочит, — скупо улыбнулся Ник.
Чернявый тоже, наконец, голос подал, а то Ник стал уже сомневаться в наличии у него языка:
— Смотри, хозяин, дело твоё. Ну что, вздрогнули? За встречу нашу — случайную насквозь!
Выпили, мужики солидно занюхали рукавами своих ватников, Ник жадно впился зубами в кусок колбасы. Давно уже такой «культурной» пищи пробовать не доводилось.
Рыжий счёл, что дань вежливости отдана, можно и к делу перейти:
