Нет, чуда не случилось: тихая ночная тундра, звонкий ручей, сопящая на оленьей шкуре Айна. 1938 год снова к вашим услугам, дорогой товарищ Иванов!
"Подумаешь! — пожал плечами Ник. — Нам и тут нравится!"
Да, а запах-то никуда не пропал! Надо разобраться.
У затухающего костра колдовал Сизый: тонкой веточкой выбрасывал в сторону горящие головешки, поворачивал время от времени деревянные палочки с насаженными на них большими тёмными кусками чего-то неизвестного. Палочки были пристроены на двух валунах, между которыми и был разожжён костёр.
Волшебный запах исходил именно с той стороны.
Ник подошёл к костру вплотную и чуть не захлебнулся от заполнившей рот слюны: шашлычный аромат заполнял собой все окружающее воздушное пространство, дразня и обещая неземное блаженство.
— Что это тут у тебя? — предварительно сплюнув в сторону, хмуро спросил у Сизого.
— Дык, это я этого… как его?.. порги этого долбанного приготовить решил, — весело откликнулся Лёха. — Из-за него же, урода летучего, в том числе всё это безобразие и произошло. Да и Айна просила. Бери, командир, крайнюю ветку, пробуй! Должон уже дозреть!
Ник жадно впился зубами в горячий, ещё шипящий кусок сочного мяса.
Ну надо же! Просто парная, в меру жирная свинина, замаринованная в белом французском вине! Причём создалось впечатление, что мясо даже посолили, хотя в их припасах соли давно уже не наблюдалось. Пивка бы ещё светлого, желательно — «Жигулёвского», бутылочки так три…
— Лёша, ты где? — донеслось из серого полумрака. — Чем это пахнет так?
Ник посмотрел на небо. Одни сплошные серые облака — от горизонта до горизонта.
Полярный день заканчивался, а тут ещё и облачность сплошная появилась, вот и непривычно темно стало.
Сизый, зажав в ладони палочку готового шашлыка и убежал на голос Айны.
Вскоре в той стороне зазвучали радостные охи, серебристый беззаботный смех…
Покончив с деликатесом, развели костёр, вволю напились пахучего тундрового чая, перекурили, никуда не торопясь.
Жизнь опять налаживалась, все кошмары уходили, навечно оставаясь в прошлом.
— Ньянги пришли давно, из Солнечной Земли. Вы её называете «Аляска», — медленно рассказывала Айна, глядя на пламя костра не мигая. — Они переплыли через море. Мой дед их видел. Ньянги вышли на берег — пятеро больших и двое маленьких. У больших — вот такие клыки! — Она провела ладонью одной руки по локтю другой. — Ньянги стали всех убивать: медведей, оленей, людей. У чукчей тогда не было ружей. Копьями ньянга трудно убить. Все стали убегать от них, прятаться. Было много Плохих Больших Солнц. Больше двадцати. Потом люди из Солнечной Земли стали привозить ружья. Менять их у чукчей на песцов, чернобурок. Тогда чукчи убили много ньянгов. Думали — всех. Оказалось, что нет, не всех. Хорошо, что у нас были быстрые нарты… — Она с благодарностью посмотрела в сторону «багги». — Мы убежали от ньянга. Больше он не придёт…
Вокруг заметно посветлело, на востоке серые облака превратились в светло-жёлтые, значит, уже взошло солнце.
— Эх, нам бы ещё парочку поргов этих, совсем бы жизнь в малину превратилась! — душевно зевнул Сизый. — Ну что, начальник, давай баиньки ложиться? Поспим часика три-четыре, дальше покатим. Только ты это, подальше от нас ложись. Метров на сто хотя бы в сторонку отойди…
С севера, со стороны Мёртвой Тундры, донёсся едва слышный, далёкий вой, полный лютой ненависти и смертельной тоски.
— Он идёт по нашим следам, — обречённо прошептала Айна.
— По таким следам — грех не идти, — пробормотал себе под нос Ник, с укором посмотрев на широченные чёрные колёса ни в чём не виновного "багги"…
Глава девятнадцатая
Чукотский импрессионизм в стиле "багги"
Эхо в рассветной тундре — вещь особенная. Отдельные звуки, богатые высокими звонкими нотами, могут разноситься на многие десятки километров.
— Ему до нас — четыре оленьих перехода, — уверенно определила Айна.
Следовательно, ньянг находился от них на расстоянии километров семидесяти пяти — восьмидесяти. Да и не может он постоянно «бегом» передвигаться по болотистой тундре, небось, рысит себе, не торопясь, делая километров по десять-двенадцать в час, причём не по прямой линии, а рваными зигзагами.
Есть ещё, бесспорно, целая куча времени, но только не на сон…
Успеем ещё выспаться когда-нибудь потом, на пенсии уже, или на том свете…
Залили в бензобак «багги» горючего. Всё, первая бочка закончилась, что не могло не вызвать озабоченности: один бог только знает, сколько ещё ехать осталось до лагеря Вырвиглаза.
Ник сильно не газовал, ехал вперёд со средней скоростью, по сторонам мельком посматривал, вспоминал старое.
Это было, кажется, в 1998 году, в самом начале весны, где-то в середине марта месяца. Тогда они с Саней Малковым пошли на зайцев поохотиться. Юнтоловский разлив — место знатное, заячье, для тех, кто понимает. Узенькие протоки, переплетающиеся друг с другом, камыши жёлтые, высоченные, тут и там встающие стеной. И весь снег вокруг этих камышей густо так заячьими следами помечен: петли, пересекающие друг друга, восьмёрки, спирали оригинальной геометрии…
Сложно такие замысловатые следы распутывать, запросто можно по ложному отвороту уйти, сделать круг да и вернуться обратно — к месту старта. Опять всё заново начинаешь, дальше идёшь по следу, стараясь многохитрые узоры разгадать. Завлекательное это дело.
Но есть у зайца слабое место: он никогда со своей тропы не сходит — напетляет, накружит, потом рядом со своими следами и устроит лёжку. Поэтому если повезёт, то всегда можно на него, родимого, выйти, поднять. Если ружьё вовремя вскинуть успел да не промахнулся, то вот он — трофей ушастый, висит себе на поясе у удачливого охотника.
Тогда они с Саньком по три упитанных зайца на брата взяли.
А что если эту заячью ошибку не повторять? Накружить, всю местность следами изощрёнными изрисовать, а в конце — незаметно в сторону спрыгнуть?
Пусть потом ходит, дурачок здоровущий, распутывает те петли, ищет своих упитанных зайцев, пока не надоест. Как говорится, "заблудились, мишки, заплутали"…
Машина ехала вдоль каменистого покатого склона, переваливаясь с бока на бок, когда то под одним колесом, то под другим оказывались крупные кочки.
Это происходило из-за того, что Ник почти совсем не смотрел на дорогу, он внимательно изучал склон, выискивая место, где можно будет соскочить с "заячьей тропы".
Вот и отличное место, даже идеальное, если не привередничать: покатая седловина в теле холма, при этом узкий каменный «язык», состоящий из щебня и прочего разноразмерного крошева, стекал из седловины в тундру на добрую сотню метров.
— Всё, господа хорошие, освобождайте авто! — шутливо обратился Ник к пассажирам, занимающим заднее сиденье. — Часа два у вас будет свободного времени. Можете погулять по окрестностям, полюбоваться местными достопримечательностями. Хотите — спать ложитесь или, наоборот, утехам предавайтесь сладостным. Ваше дело. Ну, выметайтесь из машины!
