Попробовал на глаз определить расстояние до лагеря Вырвиглаза. Получилось что-то около ста километров, плюс-минус десять-двадцать.
Ерунда! За один раз домчим!
Встали на рассвете, перекусили, горючего в бак плеснули, приготовились продолжить маршрут.
Все обитатели стойбища, включая собак, вышли их провожать.
— Вижу — Светлая Тень над вами! — заявил на прощанье шаман. — Пусть всего у вас много будет! Детей, друзей, песцовых шкурок, воспоминаний об убитых врагах!
Теперь ехать пришлось по очень гористой местности. Лощины, распадки, седловины чередой сменяли друг друга. Приходилось пересекать скалистые участки, форсировать неширокие горные ручьи. Иногда, встретив на пути непреодолимое препятствие, возвращались назад, вылезали из машины и разбредались в разные стороны, ища объездные варианты.
Начался противный мелкий дождик. Ник накинул на голову запасную кухлянку, закрепил её на шее ремешком из моржовой шкуры, Сизый с Айной, тесно прижавшись друг к другу, укрывались от дождя куском брезента.
"Да, это я погорячился, за один переход до ребят не домчаться, — печалился Ник, вертя мокрую баранку. — Тут и за три не управиться, да ещё и под дождём придётся ночевать".
С трудом перевалили через очередной перевал и угодили, как кур в ощип, в сплошной туман.
Туман был на удивление плотный, молочно-белого цвета, странный такой. Обычный туман по земле полосами стелется, а этот клубился, обволакивал, пульсировал, проникал под кухлянку, залезал в торбаза. Временами из тумана раздавались странные звуки: шорохи, вздохи, кто-то тихонечко подвывал, один раз даже собачий лай послышался.
Ник пробормотал себе под нос:
На Чукотке — всё так странно,
Дождик, мокрая земля.
Лишь косматые туманы
Выползают на поля.
Выползают, занимая,
Всё собою — на века.
Белобрысой плотной стаей.
Над туманом — облака.
Кто там прячется в тумане?
Кто-то страшный и большой.
Этот кто-то громко лает,
Вой несётся над рекой…
— Может, действительно облако так низко опустилось? — предположил Сизый.
— Да какая разница, — вяло откликнулся Ник, аккуратно слизывая с губ дождевые капли. — Что так, что эдак, а ехать дальше нельзя, на счёт три в пропасть улетим.
Целый час простояли в этом тумане. От влажности, царящей повсюду, у Ника начался насморк, разболелась голова, заныла старая рана на плече.
Туман поредел, видимость достигла десяти метров, тронулись дальше. Через час туман опять сгустился, остановились. Дальше так и пошло, как по расписанию: час стояли в белых объятиях тумана, час ехали в призрачной полумгле, стояли, ехали, стояли…
Когда уже стемнело, Ник каким-то шестым чувством определил, что впереди притаилась смертельная опасность, и резко нажал на тормоз. «Багги» остановился в двух метрах от края обрыва.
— Всё, ночуем тут, — решил Ник. — Ничего лучше всё равно уже не найдём.
Достали из прицепа всю запасную одежду, оленью шкуру, завернулись-обмотались, как смогли, улеглись все вместе на куске брезента, постеленного под колесом "багги".
Полночи беспрестанно дрожали-ворочались, уснули уже только под утро.
Нику снился берег моря, тёплый тропический ливень, нежные хрупкие плечи под мокрым ситцевым платьем, мягкие тёплые губы, долгие поцелуи под пляжным грибком…
— Просыпайся, командир! — тряс его за плечо Сизый. — Похоже, мы вчера заплутали в этом тумане как лохи последние, по кругу проехались.
Ник вскочил на ноги, протёр глаза.
От туч, дождя и тумана не осталось и следа: в голубейшем небе светило ярчайшее солнышко, лицо приятно обдувал тёплый ветерок.
Он подошёл к краю обрыва, который вчера только чудом не стал их могильщиком, заглянул вниз.
Да, метров триста до земли лететь бы пришлось, многовато будет. Ладно, проехали. Что там Сизый насчёт "по кругу проехались" говорил?
Узкая зелёная долина, посередине — ручей змеится, а вот там что такое? Ну да, стойбище чукотское. Только вот почему Лёха решил, что оно то же самое, где их недавно так гостеприимно принимали? В том стойбище восемь яранг было, а в этом — только три. Паникёр несчастный!
— Командир, — тронула его за локоть Айна и протянула подзорную трубу. — Глазами ничего не увидишь. В трубу смотри, сразу всё поймёшь.
Ник поднёс оптику к глазам.
Мать моржовую в печень! Вокруг трёх яранг на земле беспорядочно лежали тела людей, собак, оленей, даже не тела, а обрывки, части тел.
Кругом — лужи крови, внутренности, какие-то тряпки, шкуры, обломки досок, помятые кастрюли, котелки…
Вот оно даже как. Монстр, наверное, ночью подобрался к стойбищу и напал. Убивал всех, кто попадался ему на пути, рвал на части, крушил всё и вся. Пять яранг снёс до основания, а три оставил — видимо, устал.
Возвращая Айне подзорную трубу, Ник с удивлением отметил, что никаких признаков истерики, или даже нервного срыва, на лице девушки и в помине не было. Наоборот, спокойное такое лицо, строгое. Глаза — без единой слезинки, равнодушные, со стальным отливом.
Вот так вот и становятся стойкими оловянными солдатиками, бойцами без страха и упрёка.
Хорошо это? Плохо? Кто знает?
— Ну что, подельник? — спросил Ник у подошедшего Сизого. — Говоришь, что боевик, он же диверсант — хорошая работа? Только вот крови очень много льётся во время этой работы. Безвинной в том числе. Не находишь?
— Ладно тебе, начальник, — нахмурился Лёха. — Я ведь не мальчик маленький, знал, на что шёл. И сейчас знаю. Только ещё лучше. Всё крепче понимаю. Так что не лечи ты меня, голуба, не трави душу.
— Командир, — позвала Айна. — Иди сюда. Он здесь. На ручей смотри.
Ник поводил подзорной трубой вдоль русла, быстро нашёл искомое.
Из вод ручья поднялась на задние лапы знакомая черная пятиметровая фигура.
Ньянг потряс своей огромной башкой, посмотрел по сторонам, выбрался на берег, встал на четвереньки и неуклюже, смешно подбрасывая вверх широкий зад, целенаправленно затрусил по тундре — в очень правильно выбранном направлении…
Глава двадцатая
Владимир Ильич Вырвиглаз, 1875–1938
— Не сомневайтесь, ребята, успеем, — усердно крутя баранку, громко подбадривал Ник то ли Сизого и Айну, то ли себя. — По вертикальной скале этой неуклюжей скотине ни за что не вскарабкаться, нашим путём пойдёт. А это — не ближний свет! Успеем до лагеря доехать, а там и стволов хватает, и гранат много должно быть. Встретим, голубчика, что называется — во всеоружии! На части мелкие порвём!
— А не заблудимся опять, как давеча? — язвительно поинтересовался Сизый.
