— Мин херц, ремонт в доме я уже закончил, мебелью заставил заморской… Мы тут с Иваном Артёмычем немного посовещались, вот думаем, что после Крещения — самое время и справить свадьбу… Ты как — не возражаешь?
— А я что? — скорчил недовольную гримасу царь (после известных событий он разлюбил посещать свадьбы). — Играйте, конечно! Заеду обязательно, чарку подниму заздравную, вручу подарки…
На следующем семейном совете (Егор плюс Бровкины) решили свадьбу устроить скромную и простую.
— Гордыня и спесь — грехи страшные! — нежно поглаживая свою бороду, поучал Иван Артемич. — За ними следом зависть крадётся людская, а за завистью — беды всякие. Скромность же любого украшает: и владыку всемогущего, и холопа последнего…
Венчание состоялось в маленькой безымянной деревянной церквушке рядом с Покровскими воротами, праздновали же в отремонтированном каменном доме, малым кругом верных друзей. Гостей было всего-то человек шестьдесят пять, что по тем временам, да и по должностям Егора, выглядело более чем скромно.
После второй перемены блюд нанятые иноземные музыканты заиграли разные танцевальные мелодии, Егор, под одобрительные крики гостей, пригласил молодую жену на медленный менуэт. Санька, разодетая по последней европейской моде — с точёными голыми плечами и низким откровенным декольте, очень условно скрывающим полную и аппетитную грудь, танцевала просто замечательно, сонно поводя томными голубыми глазами (как учитель танцев советовал) по сторонам. Гости восторженно хлопали, некоторые даже свистели от нешуточного восторга…
Когда же музыканты заиграли второй танец, то возле свадебного стола, где сидели новобрачные, выстроилась целая очередь из кавалеров, желающих станцевать с юной и ещё непорочной невестой.
Вот тут-то Санька удивила всех без исключения, встала из-за стола и громко объявила звенящим от волнения голосом:
— Любезные мои господа, не утруждайте себя зряшными хлопотами! Я танцую только со своим мужем… Извините, но других мужчин не существует для меня! Могу ещё с царём нашим, Петром Алексеевичем, станцевать. Но только если он прикажет очень строго…
Над залом повисла вязкая и тревожная тишина: в дверях, непонятно улыбаясь, стоял Пётр…
Глава одиннадцатая
Сестры милосердия и Азовский поход
Егор, стараясь немедленно замять возникшую было неловкость, торопливо бросился царю навстречу:
— Мин херц! А мы уж, право, заждались тебя! Всё не едешь да не едешь… Проходи, государь, раздевайся!
Пётр, небрежно сбросив на пол немецкий тёплый сюртук, белый шёлковый шарф и голландскую тёмно-синюю шляпу-тулью, как ни в чём не бывало заключил Егора в свои медвежьи объятия, крепко похлопал по спине, отстранился, звонко расцеловал в обе щёки, громко и душевно объявил:
— Ну, поздравляю, охранитель! Поздравляю — от всей души! Ишь, какую кралю завидную оторвал себе, прямо-таки — королеву! — откровенно жадно стрельнул глазами в Санькину сторону. — Принимайте подарки, молодые, принимайте! Тебе, Алексашка, жалую из моей казны тысячу рублей! Владей, трать, достоин! А тебе, девица Александра, дочь Иванова… Подойди-ка ко мне! Дарю вот это! — протянул подошедшей Саньке небольшой, но тяжёлый ларец изящной работы. — Открывай, молодка, смотри! Нажми вот на тот выступ. Да посильней надавливай, не стесняйся!
Раздался негромкий хрустальный звон, крышка сундучка приподнялась одной своей стороной, заняв вертикальное положение.
— Ой, спасибо тебе, государь, Пётр Алексеевич! — радостно прижала Санька ладони своих рук к груди. — Уважил, так уважил… И кольца, и брошь, браслеты, нитка жемчужная…
— Понравилось? — вкрадчиво спросил царь.
— Очень!
— А раз так, то не подаришь ли мне один танец, красавица писаная? Иль надо приказать строго?
— Музыканты, играйте! — громко и властно велела Санька и бесстрашно посмотрела Петру в глаза. — Я со всей радостью, государь!
Танец оказался очень долгим, Егор уже начал всерьёз нервничать, наблюдая за царём и своей молодой женой: Санька без устали что-то говорила, а Пётр напряжённо слушал, округлив от удивления свои большие глаза.
«Что она там активно вешает на царские уши? — терялся Егор в догадках. — Как бы не ляпнула чего лишнего, станется с неё! Осерчает царь тогда, разгневается…»
Но ничего, пронесло! Пётр, отведя новобрачную на её законное место, только вскользь улыбнулся Егору, восхищённо покрутил головой и пробурчал:
— Ну и шустра у тебя жёнушка, Данилыч! На ходу режет подмётки…
Царь уселся рядом с Санькой, поглодал — безо всякого аппетита — ножку тетерева, отведал жульена грибного, покусал французского сыра, покрытого сиреневыми нитками плесени, поднял заздравную чарку с перцовкой:
— Ну, други мои верные, за молодых! Пусть дом будет у них — чаша полная, детишек побольше! Счастья и согласия вам, Александр и Александра, во всём…
Ещё минут через двадцать царь неожиданно поднялся из-за стола, оделся, прощаясь, строго велел Егору:
— Завтра после обеда будь у меня в Преображенском, разговор важный есть! — лукаво и уважительно подмигнул Саньке. — Да, задала ты мне загадку непростую, Александра Меньшикова, дочь Иванова…
Когда большинство гостей решили покурить табаку в специально отведённой для этих целей комнате, Егор немедленно отвёл Саньку в сторону — за голландскую печь, покрытую испанскими рельефными изразцами, жарко и нежно поцеловал, после чего обеспокоенно поинтересовался:
— Саня, а что ты такое говорила царю? Ну, во время танца?
Юная жена загадочно улыбнулась и лёгкомысленно передёрнула своими голыми точёными плечами:
— Да просто — на войну попросилась…
— Что? Ты — на войну? Какую?
— В ваш поход Азовский. Не хочу быть вдали от тебя, Сашенька! Переживать, плакать слезами горючими, представлять себе — всякое, нехорошее…
Егор на целую минуту лишился дара речи, наконец, слегка переварив услышанное, уточнил:
— А как ты, душа моя, себе представляешь это? В том смысле: в качестве кого ты собираешься отправиться в Азовский поход? Как моя (то есть командира полка Преображенского) верная супруга? Так и не полагается такого российским воинским Уставом. Опять же, если даже Пётр Алексеевич и разрешит тебе, то смеяться все будут по углам… Какой пример я подам собственным подчинённым? Нет, любовь моя, не обижайся, пожалуйста, но я…
— Совсем не как полковничья жена! — нетерпеливо перебила его Санька. — А как, как… Вот ты, Саша, прозываешься «охранителем»… А как эту твою должность ещё можно назвать? Ну, иначе, если — чуть по-другому?
— Начальник охранной службы.
— Вот-вот! И я — как «начальник службы»! Только другой, я ещё не придумала, как её обозвать…
Егор потерянно потряс головой, широко открывая и закрывая рот, мягко попросил:
