— Оказалось, что вести дельный пушечный огонь по Нарвской крепости можно только по ночам! — нетерпеливо прервал царь медлительного Шереметьева. — И то если ночь пасмурная да темная…
— Почему — только темными ночами? — не понял Егор.
Петр, довольно улыбаясь, заявил:
— Вот мы, охранитель, наконец-то и поменялись с тобой местами! Обычно это ты мне что-нибудь излагаешь — с важным видом, а я ничего не могу понять до конца… Теперь вот твоя очередь пришла — дурачком с паперти церковной почувствовать себя! Что, так и не догадался, высокоумный ты наш?
— Нет, мин херц, ничего не получается! Растолкуй уж мне, глупому…
— Ладно, сэр Александэр, господин генерал-майор, слушай! — смилостивился царь. — Все дело в том, что мы прихватили с собой только полевую артиллерию, как ты и советовал. Дальность стрельбы у легких гаубиц и мортир — совсем не та, не годится для осады крепостей серьезных… Теперь-то понял?
— Понял, государь! — покаянно опустил вниз голову Егор. — Для того чтобы зажигательные гранаты перелетали через крепостные стены, надо полевые мортиры очень близко подтаскивать к этим самым стенам. А там их тут же накрывает меткий ответный огонь из крепостных пушек. Что, были большие потери?
— Да ну, Данилыч, не бери лишнего в голову! Самые обычные потери. Как на серьезной войне без них? — утешил его незлобивый Шереметьев. — С пяток мортир разбило шведскими ядрами, коней и людишек побило немного… Мы сразу все поняли и тут же поменяли тактику — на ночную. Хорошо, знаешь ли, получалось. Тишком — в полной темноте — подъехали, пальнули раз пять-шесть, отступили…
— Да, без осадных, дальнобойных орудий здесь не обойтись! — честно признал свою неправоту Егор. — Только для единорогов придется делать уже другие зажигательные гранаты, гораздо более тяжелые.
После очередной чарки Петр поведал и про причины отступления войск с противоположного берега Наровы:
— Побоялись мы с Борисом Петровичем попасть в «клещи»! С запада подходит корпус Шлиппенбаха, которому король Карл выделил дополнительные силы: теперь у генерала восемь тысяч гренадеров, две тысячи кавалерии, да полевая артиллерия — весьма неплоха. А с тыла могут ударить войска, расположенные в самой крепости. У нарвского коменданта — полковника Горна — еще под ружьем полторы тысячи солдат… Вот мы подумали-подумали, да и решили убраться — подобру-поздорову. В следующем году (а может, и через год-другой) подойдем уже в эти земли прибалтийские сразу тремя корпусами — по двенадцать — пятнадцать тысяч бойцов в каждом. Первый корпус будет вдумчиво разбираться с частями Шлиппенбаха, второй будет штурмовать Юрьевскую твердыню, а третий — Нарвскую…
«Ну надо же — какой потрясающий прогресс! — умилился (практически до слез!) сентиментальный внутренний голос. — Еще два-три года назад сама мысль об отходе — так и не вступив с противником в реальную схватку — даже на версту не приблизилась бы к царской голове… Растет (как государственный и политический деятель!) Петр Алексеевич, ох, растет!»
Петр принялся старательно набивать табаком свою курительную голландскую трубку, кивнув головой Шереметьеву — словно бы приглашая того присоединиться к беседе.
— На военном совете решили перейти Нарову и крепко оседлать восточный берег, — с видимым удовольствием продолжил Борис Петрович царский рассказ. — Мост, что соединял Нарву и Иван-город, мы уже разрушили. На специальных плотах спустили вниз по течению пару пушек, вытащили их на каменистую косу, что раскинулась перед самым мостом на берегу восточном, да и разнесли тот мост — на мелкие камушки… Сейчас у всех бродов через реку расставим артиллерию и солдатские стрелковые батальоны. Нельзя допустить, чтобы гренадеры Шлиппенбаха с ходу форсировали Нарову. А дня через три-четыре дожди начнутся сильные, вода, непременно, поднимется в реке…
— Юродивый предсказал или гадалка цыганская? — криво улыбнулся Егор.
— Не тот и не другая! — Шереметьев на шутку не откликнулся, оставаясь совершенно серьезным. — А поясница моя простуженная да колени подагрические… Так вот, после подъема речной воды Шлиппенбах наверняка встанет лагерем на своем берегу, а мы — на своем. Возьмем в полную блокаду Иван-город. Если, конечно, удастся полностью перекрыть шведам, засевшим в Ивангородской твердыне, возможность получать порох и продовольствие через Нарову… До конца лета простоим здесь, перестреливаясь через реку со Шлиппенбахом. Будем бросать зажигательные гранаты через крепостные стены. Сдастся Иван-город к середине сентября — хорошо. Тогда заселим сию крепость надежным гарнизоном, начнем строительные работы. Уже по зимникам завезем припасы — съестные да огневые. Ломовые единороги — для будущей осады Нарвской крепости… Не удастся захватить Иван-город? Тоже ничего страшного. Отойдем на зимние квартиры — в Псков да Новгород. Будем старательно готовиться к будущей весенней кампании…
— А у тебя, Александр Данилович, какие планы? — поинтересовался Василий Волков.
— Я хочу уже завтра, если Петр Алексеевич, конечно, разрешит, отъехать на восток — вдоль берега балтийского, — озабоченно нахмурившись, сообщил Егор. — Опаздываю я нынче. Очень уж долго провозились с этим зловредным Лешертом. Александровский полк, ведомый Андрюшкой Соколовым, скорее всего, уже вышел к деревне Назия, что расположена в дальних ижорских землях. Ждут они меня, братцы, надо торопиться! А от Иван-города до этой Назии — верст триста будет, если не больше. Дай бог, дней за восемь-девять управиться… Как, мин херц, отпустишь меня?
— Не только что отпущу, но и сам с удовольствием проедусь с тобой! — ответил Петр, окутанный густыми клубами табачного дыма.
— Как же так, государь? Мы же с тобой договаривались! — демонстративно расстроился Шереметьев. — Стар я уже — в одиночку командовать серьезным войском! Я же рассчитывал на тебя! Уж так рассчитывал… Да и дорог-то там путных нет, на карете не проехать. А ты же, государь, не создан для верховой езды…
«Хитрый сукин сын! — саркастически усмехнулся недоверчивый внутренний голос. — Это он просто Ваньку валяет. А на самом-то деле рад-радешенек. С царем-то не забалуешь, не подремлешь в тенечке — в день жаркий… А теперь — намечается лафа полная, бесконтрольная. Да вряд ли Иван-город сдастся к середине сентября…»
Петр, которому в голову, очевидно, пришла та же мысль, только отмахнулся от генерала небрежно, мол: «Пой, ласточка, пой!» — и обратился к Волкову:
— Давай, Вася, начинай собираться! Тоже поедешь с нами, да драгун отбери — человек сорок — пятьдесят, из тех, что понадежнее. Антошку Девиера и Ваньку Солева тоже прихватим с собой. Да, и лошадку подбери мне — высокую в холке да спокойную…
«Намучаетесь вы с ним! — насмешливо предрек недоверчивый внутренний голос. — Тут уважаемый Борис Петрович полностью прав: всадник из царя — аховый! Какие там — восемь-девять дней? Хорошо еще, если за две недели доберетесь до Назии… Иван Солев здесь? Это хорошо, значит, срослась у мальчишки сломанная ключица. А что еще за Девиер такой? Знакомое имя, где-то уже слышанное…»
