Книга Человек без души, страница 25. Автор книги Игорь Борисенко

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Человек без души»

Cтраница 25
НАЕМНОЕ ВОЙСКО

Город Шатхайпал расположился на том самом месте, где сходились границы сразу трех владений – Троллера, Сьерина и Вегтера. Многие годы назад его построили люди с далекого юга, которых изгнали с родных земель войны. Смуглые, скуластые и невысокие южане предпочитали торговать и ремесленничать, а не сражаться. Слухи гласили, что за право поселиться в Энгоарде они немало заплатили тогдашнему императору, но официально утверждалось, будто милостивый Морлинг Третий испросил у них лишь по медной монете с каждой сотни поселенцев.

С тех давних пор город разросся, и чистокровных южан оставалось мало даже среди городской знати. Множество разных чужестранцев, по разным причинам покидавших родину, предпочитали селиться здесь, а не где-нибудь еще. Постепенно языки пришлых исчезали, так же как и кровь, смешанная с кровью других племен. От незапамятной истории остались только протяжные, грустные песни да обычай хоронить мертвецов в крохотных глиняных склепах. И еще необычные, нездешние здания, строя которые на высоких холмах, со всех сторон окруженных болотами, погибли тысячи людей. Суровые зимы, болезни и просто голод отправили в могилу столько южан, что, по преданию, город мертвых сначала был больше города живых. Теперь же мертвые предки почитались у горожан чуть ли не вровень с Богом-Облаком: в каждом мало-мальски приличном дворе стояли каменные надгробия, исписанные буквами забытого языка, понятными только самым мудрым. Имена умерших, покоящихся под камнем, с описанием обстоятельств смерти и перечнем знаменательных дел, совершенных покойным при жизни. По утрам и вечерам благодарные потомки ставили свечи для каждого имени… Их дома, украшенные множеством высоких шпилей, прихотливых лепнин, были сделаны из необычного матового материала мягких оттенков. Секрета изготовления шатхайпальцы не открывали и не продавали никому. Купола и многогранники крыш зданий старого города парили, будто опустившаяся на землю группа разноцветных облаков, и другие дома, построенные иными народами, казались в сравнении с ними мрачными и убогими пещерами, кое-как высеченными в скалах. Тесные грязные улочки окраин в центре менялись на просторные бутовые мостовые, всегда чисто выметенные, а в жаркий день политые водой, дабы прохожие и проезжие не поднимали пыли. Прекрасные дома выходили на улицы глухими стенами: редко когда можно было увидеть на них узкое оконце или маленький балкончик, всегда имевшие непривычную глазу форму и отделку. Лишь гостиницы и магазины распахивали двери и окна для пришельцев, остальные дома казались неприступными крепостями.

У Дальвига не было денег, чтобы остановиться даже в самой захудалой таверне, где селились бедные торговцы, мелкие воришки и приехавшие на рынок крестьяне. В кошельке Эт Кобоса завалялось с десяток золотых, которые он собирал всю свою сознательную жизнь, с того самого момента, когда остался без отца. Неизвестно, сколько времени ему придется жить на них? К счастью, на многочисленных рыночных площадях Шатхайпала постоянно ночевало великое множество людей – от нищих и опустившихся дешевых шлюх до торгашей, которые либо слишком боялись оставить товар на попечение нанятых охранников, либо просто жадничали тратить на них деньги. С приходом вечера рынки пустели разве что наполовину; те, кто оставался, сворачивал прилавки, зажигал костры, ставил палатки и стелил лежанки под навесами. Крестьяне ночевали под телегами, бродяги забирались в темные углы у стен ограждавших площадь домов.

Среди них, в одном из грязных закутков, на куче старой соломы Дальвиг и Хак провели две ночи после прибытия в город. В торговле они оба были одинаково не искушены: оргайский купец, плечистый бородатый мужчина с бельмом на правом глазу, купил их коней вместе с седлами и упряжью за пять золотых. На самом деле один только рослый и лоснящийся жеребец сгоревшего в пламени Жезла десятника Симы стоил раза в два больше.

Торговцы незамысловатой рыночной снедью, бродившие тут и там со своими лотками, завидев Дальвига, тут же забывали об остальных клиентах. Они безошибочно признавали в нем провинциального новичка, который никак не может прийти в себя в городской суете и неразберихе. Цены бессовестные лоточники запрашивали безумные по меркам знающих покупателей, но Дальвиг безропотно платил, за сутки растрачивая на пропитание золотой.

Это был тупик. Дальвиг смог бы заплатить за проезд на пассажирской повозке до любого из трех ближайших городов, но что бы он этим приобрел? К тому же ехать по имперским дорогам через посты стражи было смертельно опасно. Ведь его искали!

Утром третьего дня их пребывания в Шатхайпале около двух десятков императорских солдат, с щитам и шлемами молочно-белого цвета, до зубов вооруженные, явились на рынок в сопровождении сотни городских стражников. Тщательно обыскать заполненную тысячами людей площадь они не могли, поэтому на сей раз Дальвиг избежал разоблачения. Завернувшись в плащ, он с головой зарылся в солому и то же заставил сделать Хака. Глупец отказывался рыть носом вонючую, прелую и колючую мешанину, так что ему пришлось отвесить пару хороших затрещин. Вообще пока Хак был для Дальвига обузой: никакой пользы не приносил, жрал в три горла, постоянно просился домой и в то же время норовил потеряться, засмотревшись на растущий на крыше дома сад или скачущую в колесе с бубенцами белку. Эт Кобос подумывал бросить его на произвол судьбы, однако опасался, что дуралей сразу попадет в руки стражи и расскажет, что разыскиваемый преступник скрывается в городе.

Нужно было как можно скорее убираться отсюда, и способ существовал только один.

Площадь окружали высокие старые каменные стены. В самый солнечный день в образуемых ими углах царил полумрак; на покрытых грязью булыжниках мостовой стояли вонючие лужи. Приличные люди опасались появляться здесь, да и неприличные тоже не особо рвались – по крайней мере днем. В нескольких особенно мрачных углах, в нарочно выстроенных из черного бута закутах складывали мусор, который потом уничтожали волшебники. Туда-то и направился Дальвиг сразу после того, как закончилась утренняя облава. Сначала ему пришлось, усадив Хака на узлы, наложить ему Каменное заклятие на ноги. Иначе он мог сбежать, чтобы бродить по городу с открытым ртом, глазея на прохожих и норовя угодить в руки стражи.

Подхватив какую-то сломанную корзину, валявшуюся на краю огромной кучи отбросов, Дальвиг натянул на голову капюшон и проскользнул по кочкам из слежавшегося мусора в глубь каменного мешка. Несмотря на регулярные чистки, он был полон гнилых овощей, сломанных частей от телег и палаток, рваной упряжи, клочьев тряпья. У стены валялся раздутый труп дохлой собаки, жутко вонявший и привлекающий к себе тучу жирных зеленых мух. Дальвига едва не вывернуло.

Он закашлялся и схватил себя за подбородок, чтобы удержать рвотные позывы. В голове помутилось; он попытался дышать ртом, сквозь край капюшона, но казалось, что в глотку проникал жидкий гной. Из последних сил удерживая просившийся наружу завтрак, Дальвиг прокрался подальше от собачьего трупа и прижался плечом к стене. Вынув из-под плаща Дудочку, он медленно, осторожно набрал в грудь отравленного воздуха и дунул… Давным-давно (а на самом деле не более недели назад), когда он рассматривал Дудочку на свет, то не смог разглядеть внутри нее сквозного отверстия. Что она таила внутри себя? Воздух, пройдя через таинственные недра, выходил наружу тихими, переливчатыми трелями. Воровато оглядевшись и облизнув пересохшие губы, Дальвиг шепотом произнес имя Врелгина. Еще раз оглядевшись, он быстро спрятал Дудочку обратно и стал напряженно вглядываться в воздух перед собой. Некоторое время ничего не происходило. Потом вдруг он заметил, что камни на стене рядом с его носом набухли и стали шевелиться. Со стороны казалось, что на самом деле это не кладка, а плотно натянутая ткань с рисунком, и кто-то прет напролом, пытаясь ее прорвать. Отшатнувшись, Дальвиг сунул руку за борт плаща, нащупывая рукоять Вальдевула. Тем временем швы между камнями, как попало промазанные раствором, а также трещины и выбоины разгладились. Понемногу опухоль приняла очертания застывшей человеческой фигуры в мешковатом одеянии. Дальвиг с трудом разглядел черты на лице волшебной скульптуры, рожденной стеной. Страшный шрам, проходящий через глаз и переносицу, мог принадлежать только одному человеку – именно тому, которого он и ждал. Вдруг барельеф ожил, поведя головой. Живой глаз моргнул и сощурился, а рот, скрытый за каменно твердой бородкой, изрек:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация