– Конечно, нет! – с жаром воскликнул Дальвиг. Его будто прорвало: слова полились ручьем, руки сами собой принялись размахивать, а взгляд – метаться с лица на лицо. – Я никогда не верил Белым и их лицемерному учению, никогда! Даже будучи мальчишкой… и отец, пока был жив, не старался сделать из меня поклонника тучек в небесах. Да! Постоянные проповеди Ханале были мне противны… а у вас я сразу почувствовал честность. Правильную сторону, на которую я должен встать!
– Хорошо. – Рэмарде и на самом деле казался довольным. – Но понимаешь ли ты, что Необходимость потребует от тебя большего, чем одна только месть? Она потребует идти дальше по дороге борьбы. Ряды наших врагов не ограничиваются Симой и его приспешниками, они намного, намного многочисленнее. Они сильны и могучи. Ты готов встать лицом к этой угрозе?
– Да, конечно!
– Какой смелый мальчишка! Так держать! – поощрительно взревел Бьлоргезд. – Мир никогда не отравит его мозги!
– Так ли это? – снова спросил Рэмарде. – Здесь не будет передышек и перемирий. С недавних пор, не без твоего участия, вражда Черных и Белых вспыхнула с новыми силами. Теперь война окончится только после полной победы одной из сторон. Белые должны быть уничтожены – все, до последнего человека. Ты готов идти так далеко, Сорген?
– Да! – закричал Дальвиг. Мышцы его непрерывно дрожали, и сейчас, случись идти в битву, он ринулся бы вперед не разбирая пути, лишь бы рубить, валить с ног, рвать зубами! Пальцы судорожно сжимались, желая сомкнуться на рукояти меча – но увы, тот остался где-то далеко, в ином мире.
– Тогда иди и борись! – торжественно сказал Рэмарде. – Будь умен и осторожен: всегда помни, что ты сражаешься не только за себя, но и за Теракет Таце!
– И никому не доверяй, кроме себя самого и нас! – прошелестел шепот Фонрайля, мягкий и вкрадчивый, как шорох подбирающейся к мыши змеи.
– И никогда не сомневайся, вынимая меч! – прогремел Бьлоргезд. – Режь и бей без жалости: жалость – достояние слабых, глупых и мертвых!
– Наше благословение и наша поддержка будут теми подарками, которые ты получишь сегодня, – закончил Рэмарде. Внезапно кресла Старцев, лед, девушки с опахалами и столики стали расползаться в разные стороны, торопясь раствориться в багровой темноте. – Ступай! Мы встретимся еще не раз.
Мимо разгоряченного тела Дальвига промчался прохладный ветер. Озноб пробрался под одеждами по спине и впился ледяными зубами в кожу сразу в нескольких местах. Эт Кобос поежился и обхватил себя руками, пытаясь удержать стремительно испаряющееся тепло. Он с удивлением увидал, что стоит рядом с дверью, а из окна тянет осенний холод. Тучи на небе ушли, и в фиолетовых небесах зажигались первые звезды, такие же холодные, как и ветер. Ничего вокруг не напоминало о том, что Дальвиг отсутствовал. Только пот, ставший жутко холодным, терзающим тело. Только слова, все еще отдающиеся эхом в ушах.
Спускаясь вниз, Дальвиг кутался в меховую куртку и трепал золотую кисть, свисающую с ее борта. Значит, сегодня время его «магического детства» истекло. Отныне не только он может потребовать себе помощь, подув в Дудочку, но и сам может быть призван неизвестно кем, неизвестно куда… Чего стоит какому-нибудь болвану за тридевять земель пожелать помощи в каком-нибудь пустяковом деле? Дальвигу придется бросить здесь все дела и отправляться туда? В первый раз его посетили сомнения в правильности устройства Лиги, но он их тут же отбросил. Без Дудочки и приходящих на выручку Черных братьев и сестер он сам уже был бы покойником. Хейла спасла его, так что придется платить за это сполна. Нечего возмущаться!
– Эй, эй! – вскричал Дальвиг, врываясь в кухню, где большинство наемников грелись у огромного очага с кружками вина и пива в руках. – Сегодня будет праздник! Режьте баранов, которых вчера привезли из Крайла, месите тесто для лапши да покажите мне вина, я выберу из них лучшие.
Пораженные солдаты и слуги на миг застыли, глядя на необычно возбужденного хозяина и на лихорадочный, нехороший блеск его глаз. Потом наемники мощью дюжины с лишним глоток потрясли потолки в крике «Ура!», а кухарки кинулись исполнять приказы. В кухне закипела бурная деятельность, в хлеву обреченно закричали несчастные бараны, солдаты завели веселую и непристойную песню. Дальвиг лично отправился в подвал и выбрал из множества бочонков тот, что был побольше и не так отдавал кислятиной. Прежде чем снова заткнуть бочонок, Дальвиг бросил в него щепоть порошка, светлого и зернистого, как песок.
При свете множества свечей в зале, в котором шесть каминов не могли разогнать осеннего холода, собрались все наемники. Пир шел горой, и даже тем, кто нес службу на стенах, развеселившиеся сверх меры товарищи относили кубки вина и куски быстро остывающей баранины. Дальвиг, обычно такой строгий, глядел на это сквозь пальцы, и только на предложение затащить сюда всех женщин, какие имелись в замке, – ответил отрицательно и твердо. Уже к ночи большая часть пьяниц угомонилась и дрыхла прямо на столах, а то и под ними. Дальвиг, с которого давно сошла удивившая всех радостная возбужденность, был мрачен и тих. Исподлобья осматривая наемников, он думал о будущем.
– Сударь! – Срывающийся вопль вывел его из задумчивости. Рядом, покачиваясь, стоял Эндамон с кружкой в руке. Ухоженные прежде волосы были разлохмачены и свисали на лицо слипшимися прядями, подбородок был покрыт жиром. – Какие заботы… ик… гнетут вашу светлую голову?
– Пускай они останутся при мне, – ответил Дальвиг, отворачиваясь в сторону. Однако хмельной наемник не понял этого жеста. Опершись на стол руками, он склонился к плечу Эт Кобоса и стал жарко доказывать: – Я – справедливый солдат и честный слуга. Когда мне платят – я делаю… ик! Но, о чем я хотел спросить? Ах да! Я заметил, что пленникам наверху больше не носят ни воды, ни еды… разве так можно? Можно, конечно, их пытать или просто лупить, однако кормить при этом не следует забывать!
– Что за глупые идеи пришли в твою тупую башку! – раздраженно воскликнул Дальвиг и бросил пустой кубок на столешницу. – Они наказаны. Подумаешь, посидят без жратвы пару-тройку деньков! Ты же сам видал, сколько на этих боровах было жира? Они и за неделю без еды не отощают.
– Нет! – плаксиво возразил Эндамон. – Ведь толстякам жрать хочется всегда даже больше, чем нам, тощим! Это для них самая страшная кара. Давайте, я унесу им по куску баранины, а потом как следует отлупцую?
Дальвиг тяжело вздохнул и залез в карман, где лежал кулечек с маковым порошком. Быстро швырнув щепоть в лицо Эндамона, Эт Кобос коротко приказал: «Анарерт!» Наемник, открыв рот, чтобы сказать еще какую-то глупость, вдруг закатил глаза, всхрапнул и рухнул на пол, разлив остатки вина из кружки себе на штаны. Через мгновение мощный храп возвестил о том, что на одного спящего в зале стало больше.
Кажется, Эндамон был последним, оставшимся на ногах. Кто-то дрых здесь, в зале, кто-то смог найти в себе силы и уплестись наверх, в комнаты. Пара человек еще шевелилась за столом, но, судя по их бессмысленным взглядам и движениям, они от спящих отличались очень мало.
