Стив захлопнул входную дверь. Три темных силуэта – один большой и взъерошенный и два изящных и тонких – промелькнули мимо окна и ушли.
Он вернулся в комнату Духа. Дух лежал на спине, глядя на звезды на потолке. Его руки безвольно лежали поверх одеяла. Стив присел на краешек кровати.
– Блин, – сказал он. – А нам сегодня концерт играть.
– Они тоже там будут, – ответил Дух с непоколебимой уверенностью.
20
Около часа черный фургончик кружил по Потерянной Миле. Городок был такой маленький, что за этот час они объехали его весь раза четыре. Никто сидел, прижавшись лицом к стеклу. Зиллах лежал на диване, все еще оглушенный после тех двух ударов.
Никто чувствовал себя виноватым. Как это, наверное, больно, когда кто-то бросается на тебя и со всей силы впечатывает тебя головой в стену. Он не хотел делать Зиллаху больно; просто, когда он увидел, что Зиллах собирается раскроить Духу череп бейсбольной битой, он понял, что никогда не простит себе смерти Духа, и набросился на Зиллаха, не задумываясь о последствиях. Просто он должен был что-то сделать. И быстро.
Теперь Зиллах скорее всего не захочет, чтобы Никто оставался с ними, и высадит его где-нибудь на пустынном шоссе. Или – что вероятней – они просто убьют его и выпьют его кровь, как это было с Лейном. Никто с удивлением понял, что ему все равно. Он сам все просрал: хотел иметь все и сразу, а в итоге все потерял.
Через какое-то время Зиллах сел на диване и угрюмо уставился в окно на пыльные витрины магазинчиков, на заправку с древними допотопными колонками, на психоделические красно-синие завихрения в витрине музыкального магазина. Потом его вновь охватила слабость, и он уронил голову на колени. А когда Никто попытался обнять Зиллаха, тот отстранился.
Точно так же вели себя и его друзья дома. Когда предыдущий бой-френд Джули подарил ей на день рождения билеты на концерт «Cure» в двадцатом ряду, а не в десятом, как она хотела, она устроила настоящий спектакль вселенской скорби. По вечерам она никуда не ходила: сидела у себя в комнате и читала стихи Сильвии Плат и Энн Секстон. И без того слишком худая, она еще похудела на целых шесть фунтов. Когда кто-нибудь в школе пытался с ней заговорить, она выдерживала театральную паузу секунд на пять, потом печально качала головой и уходила прочь. Так продолжалось неделю.
И Зиллах теперь демонстрировал точно такую же неизбывную скорбь. Но Никто это не злило – да, Зиллах откровенно им манипулировал, но он это заслужил, потому что сделал Зиллаху больно. Его злило другое: что он действительно чувствовал себя виноватым. Он действительно все испортил, и всеобщее унылое настроение – целиком его вина. Только из-за того, что красивое лицо Зиллаха было безнадежно обезображено, Никто чувствовал себя так, словно он обоссал Мону Лизу или что-нибудь в этом роде. Все угрюмо молчали. Никто даже не пил. Атмосфера непреходящего праздника, царившая у них в фургончике, как-то разом померкла, сменившись серой апатией. Никто вдруг задумался, и уже не в первый раз: а сколько лет его новым друзьям? Они казались ему намного старше его самого – старше и мудрее, – но сейчас они вели себя как обиженные подростки, которые психуют друг на друга и сами толком не знают почему.
Когда они в третий раз проезжали мимо музыкального магазина, Твиг притормозил и указал на плакат в витрине:
– Эй, малыш. А ну глянь.
Никто посмотрел. На плакате – таком же зернистом, как и фотка надгробного камня на обложке кассеты «Потерянных душ?», – был изображен каменный ангел с расправленными крыльями, опущенными долу глазами и рукой, поднятой в жесте то ли предостережения, то ли благословения. Прямо поперек фотографии шла витиеватая надпись: «ПОТЕРЯННЫЕ ДУШИ?» СЕГОДНЯ У СВЯЩЕННОГО ТИСА.
– А где он, этот священный тис? – спросил Молоха. – Где-нибудь на кладбище?
– Наверное, это какой-нибудь клуб, – сказал Никто. Он уже принял решение. Зиллах, наверное, будет только рад избавиться от него; а если нет, они могут убить его прямо здесь, посреди Потерянной Мили. – Высади меня где-нибудь, – попросил он Твига. – Я хочу сходить на концерт.
Твиг притормозил.
– Ты что, уходишь от нас?! Теперь, когда начинается самое интересное?!
– А давайте его съедим? – сказал Молоха вполголоса. Зиллах, похоже, пришел в себя. Он поднял голову и посмотрел на Никто. Никто тоже смотрел на него, пытаясь осмыслить то, что он видит. Разорванная кожа на губах у Зиллаха почти зажила; там, где должны были быть кровоточащие раны, остались лишь свежие розоватые шрамы. Сломанный нос почти выпрямился. Его десны еще кровоточили, но не из-за выбитых зубов. Они кровоточили потому, что у Зиллаха росли новые зубы – ослепительно белые на фоне нежно-розовой плоти.
– Больно, между прочим, – сказал Зиллах.
Никто опустил глаза:
– Я знаю.
– Когда заживает, больно. Я чувствую каждую клетку: как они тянутся навстречу друг другу, – чувствую каждый нерв. И знаешь, когда меня в последний раз откуда-то выносили? ЗНАЕШЬ?
– Когда?
– В 1910-м. Мне тогда было примерно столько же лет, сколько сейчас тебе. Меня подобрал молодой офицер артиллерии, дело было в Саванне, штат Джорджия. Я попросил его провести меня на офицерскую вечеринку… сказать, что я его младший брат… там подавали пунш, которым разве что бальзамировать трупы. Чего там только не намешали: вино, ром, джин, бренди, виски, шампанское…
Никто вспомнил коктейль, который они с Лейном придумали, когда еще только учились пить, – граммов по пятьдесят из каждой бутылки из бара родителей. Гадость была отменная, но по шарам ударяло знатно.
– В общем, я так надрался, что стал буянить. Сломал руку какой-то барышне из семьи старых аристократов, прокусил ей левый сосок и выбил глаз. Пятеро взрослых мужчин еле сумели меня урезонить. Меня избили до полусмерти и выволокли на улицу. Там меня повесили на ближайшем же дереве, а когда все ушли, я перерезал веревку. И с тех пор ничего подобного не случалось, ты понимаешь? ДО СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ НИЧЕГО ПОДОБНОГО НЕ СЛУЧАЛОСЬ.
Зиллах наклонился так близко к Никто, что их лица теперь разделяло лишь несколько дюймов. Никто действительно видел, как рваные шрамы на лице у Зиллаха бледнеют прямо на глазах и проходят, не оставляя следов.
– Я понимаю, – сказал он Зиллаху. – Я ухожу.
Зиллах внимательно посмотрел на него.
– Нет, – прошептал он. – Нет, ты никуда не уйдешь. – Странная улыбка блуждала на его полузаживших губах. – Твоим друзьям мы ничего не сделали, так? Но ты получил свой урок. Так что лучше нам досмотреть представление всем вместе.
И Зиллах наконец протянул Никто руки. Его ладони были повернуты кверху, а пальцы слегка дрожали. Никто был почти уверен, что эта дрожь была непритворной. Почти. Он взял руки Зиллаха и поцеловал обе его ладони.
Остаток вечера Стив либо маялся от скуки, либо дрожал от возбуждения. Дух наблюдал за тем, как он демонстрирует стивофинновский вариант хождения из угла в угол, а именно: лежание на диване со сменой позы каждые десять секунд. Он заворачивался в плед и пытался читать. Он брал гитару или банджо, но убирал их в сторону, даже не прикасаясь к струнам. Потом он встал и достал старую коробку из-под обуви, где у него хранились записки, открытки и письма от Энн. Взял наугад конверт, поддел ногтем марку и медленно оторвал ее. Потом взял еще конверт… а на третьем Дух не выдержал и ушел к себе в комнату.
