А что станется с ней без него? Беременная вдова без родных и друзей, вынашивающая дитя, на которое уже пали династические подозрения… И куда ей податься, даже если это получится? Удастся ли ей улететь с планеты? Позволят ли ей вернуться в Колонию Бета?
Даже осенние дожди и сочная неувядающая зелень городских парков перестали ее радовать. Ох, вдохнуть бы разок настоящего сухого воздуха пустыни, увидеть бесконечное плоское пространство… Узнает ли когда-нибудь ее дитя, что такое настоящая пустыня? Иногда ей казалось, что здешние горизонты, заслоненные домами или деревьями, окружают ее наподобие гигантской стены, которая вот-вот начнет медленно обваливаться на нее.
В один ненастный день Корделия укрылась в библиотеке. Свернувшись на старинном диване с высокой спинкой, она уже в третий раз перечитывала одну и ту же страницу древнего фолианта. Книга была издана еще в Период Изоляции, и английский язык в ней передавался какой-то чудовищной кириллицей, состоявшей из сорока шести букв, – когда-то такая азбука использовалась для всех языков Барраяра. Сегодня ее ум был на редкость затуманен и отказывался воспринимать читаемое. Она выключила свет, решив дать глазам немного отдохнуть. И с облегчением увидела, что в библиотеку вошел лейтенант Куделка. Он неловко и осторожно уселся за пульт комма. «Не стану его прерывать – у него по крайней мере есть настоящая работа», – подумала она, не включая света. Его присутствие чем-то успокаивало ее.
Лейтенант проработал всего минуту или две, а потом со вздохом отключил комм и слепо уставился на пустой камин с резной решеткой, когда-то бывший главным украшением комнаты. Он по-прежнему не замечал Корделии. «Так не я одна не могу сегодня сосредоточиться! Может, дело в этой странной серой погоде. Похоже, она и вправду оказывает на людей угнетающее воздействие…»
Взяв свою шпагу-трость, Куделка провел рукой по ее гладкой поверхности. Потом отщелкнул ножны, крепко удерживая их рукой, чтобы снять медленно и бесшумно. Он посмотрел на сверкающий клинок, чуть заметно светившийся в полутемной комнате, наклонив его так, словно рассматривал узор на стали и работу мастера. И вдруг повернул клинок рукоятью от себя, так что острие оказалось на уровне левого плеча. Затем, обернув клинок носовым платком, чтобы не скользила рука, лейтенант легконько прижал его к сонной артерии. Лицо его было отстраненным и задумчивым, рука сжимала клинок легко и любовно – потом вдруг напряглась…
Корделия резко, почти навзрыд, вскрикнула, заставив его выйти из задумчивого оцепенения. Подняв взгляд, он наконец-то заметил ее – губы Куделки плотно сжались, лицо залил темный румянец. Он опустил шпагу. От клинка на его шее остался бледный след, похожий на ожерелье, вдоль которого выступило несколько рубиновых капель крови.
– Я… я вас не заметил, миледи, – хрипло выговорил он. – Я… Не обращайте на меня внимания. Просто дурачился, знаете ли.
Они молча смотрели друг на друга. И тут нервы у Корделии сдали.
– О, как я ненавижу эту планету! Ненавижу и боюсь! Боюсь каждую минуту!
Она уткнулась лицом в высокую спинку дивана и, к собственному стыду, расплакалась. «Прекрати! Нельзя выплескивать это на Ку! Довольно с него и своих неприятностей».
Но прекратить она не могла.
Лейтенант с трудом поднялся со стула и приковылял к дивану, встревоженно глядя на нее. Потом нерешительно присел рядом.
– Э-э… – начал он. – Не плачьте, миледи. Я и правда просто дурачился.
И он неловко погладил ее по плечу.
– Чушь, – выдавила она в ответ. – Ты меня насмерть перепугал.
И она импульсивно перенесла свое залитое слезами лицо с холодной шелковой обивки на мягкую шершавость его зеленого кителя. Это вызвало у него ответную откровенность.
– Вы не можете себе представить, каково это, – яростно зашептал он. – Они жалеют меня, представляете? Даже он. – Нетрудно было понять, что лейтенант подразумевает Форкосигана. – Это в сто раз хуже презрения. И так будет всегда.
Корделия только покачала головой, не зная, что возразить на эту очевидную истину.
– Я тоже ненавижу эту планету, – продолжал он. – Так же сильно, как она ненавидит меня. А иногда даже сильнее. Так что, видите ли, вы не одиноки.
– Столько людей желает его убить! – прошептала она в ответ, презирая себя за слабость. – Совершенно посторонние люди… И в конце концов у кого-то это получится. Я теперь все время об этом думаю.
Будет ли это бомба? Или какой-нибудь яд? А может, плазменная струя, которая сожжет Эйрелу лицо, не оставив даже губ для прощального поцелуя?
Внимание Куделки переключилось с собственной боли на ее, он нахмурился.
– Ах, Ку, – проговорила Корделия, невидящими глазами глядя ему в колени и поглаживая рукав кителя. – Как бы тебе ни было больно, не поступай с ним так. Он тебя любит… Ты ему как сын – о таком он всегда мечтал. Это, – она кивнула на сверкающую шпагу на диване, – поразит его в самое сердце. А Барраяр и так каждый день выплескивает на него все новое и новое безумие, в ответ требуя справедливости. Он может выполнить свои обязанности, только если сердце его будет неизраненным. Иначе он в конце концов начнет отвечать таким же безумием, как все его предшественники. К тому же у вас тут так чертовски сыро! – добавила она вдруг безо всякой логики. – Я не виновата, если у меня сын родится с жабрами!
Куделка неуклюже обнял ее.
– Вы… боитесь рожать? – спросил он с мягкой и неожиданной проницательностью.
Корделия застыла, внезапно оказавшись лицом к лицу со своими тщательно спрятанными страхами.
– Я не доверяю вашим врачам, – дрожащим голосом призналась она.
Он грустно улыбнулся:
– Не мне вас переубеждать.
У нее вырвался нервный смешок, и, обняв лейтенанта, она протянула руку и стерла крошечные капельки крови с его шеи.
– Когда кого-то любишь, то кожей чувствуешь его боль и беду, намного сильнее, чем он сам. Любая боль удваивается. А я тебя так люблю, Ку. Мне бы так хотелось, чтобы ты разрешил тебе помочь.
– Занимаетесь врачеванием, Корделия? – Голос Форкосигана был ледяным и сек, как град. Подняв глаза, она увидела, что лицо мужа так же холодно, как его голос. – Я высоко ценю твою бетанскую квалификацию в области секса, но вынужден тебя просить предоставить такую возможность кому-нибудь другому.
Куделка густо покраснел и резко отпрянул от нее.
– Сэр, – начал было он, но умолк, не меньше Корделии удивленный ледяным гневом, отразившимся в глазах адмирала. Форкосиган лишь скользнул по нему взгля– дом – оба сжали зубы.
Корделия сделала глубокий вдох, собираясь ответить, но успела издать только возмущенное «А-а… о-ох!» вслед мужу, который резко повернулся и вышел из библиотеки.
Куделка, все еще красный, поднялся на ноги, опираясь на шпагу и тяжело дыша.
– Миледи! Прошу вас, простите меня.
