«Они убьют Майлза просто из-за собственного невежества! – с отчаянием поняла Корделия. – Даже не нарочно».
Более того, ее сына может загубить один из тайных доброжелателей – в героической уверенности, что обезвреживает бомбу.
Вааген дернулся под одеялом. Эйрел поймал взгляд Корделии и кивнул.
– Благодарю вас, капитан Вааген. Вы послужили нам верой и правдой. Сделали гораздо больше, чем требует долг.
– К чертовой матери долг… – бормотал Вааген. – Все пошло к черту… проклятые дебилы…
Они вышли, тихо прикрыв дверь. Уже в коридоре, когда Форкосиган отослал Иллиана выполнять его опять увеличившиеся обязанности, Корделия повернулась к мужу:
– Что теперь?
Губы его плотно сжались, взгляд стал отсутствующим. Наконец он медленно проговорил:
– На самом деле ничего не изменилось. Все осталось, как было.
– Изменилось. И сильно изменилось. Настолько, насколько велика разница между тем, кто прячется, и тем, кто в плену. Но почему Фордариан ждал так долго? Если раньше он не знал о существовании Майлза, то кто ему донес? Может, Карин, когда решилась принять его сторону?
– Возможно, Фордариан просто играет с нами. Не исключено, что он с самого начала держал репликатор про запас – на случай, если понадобится дополнительный рычаг.
– Нашего сына. Вот кого он держал про запас, – поправила Корделия. Она заглянула ему в глаза, мысленно приказывая: «Смотри на меня, Эйрел!» – Говорить надо об этом.
Она потянула его по коридору к ближайшей двери – за ней оказался пустой конференц-зал – и включила там свет. Форкосиган послушно уселся за стол; рядом с ним сел Куделка. Она села напротив. «А раньше мы всегда были на одной стороне…» Друшикко заняла свою обычную позицию у нее за спиной.
Эйрел настороженно смотрел на нее:
– Слушаю тебя, Корделия.
– Что у тебя с головой? – спросила она. – На каком мы свете?
– Я… сожалею. Задним числом. Сожалею, что не попытался спасти его раньше. Во дворец проникнуть намного сложнее, чем в госпиталь. И все же… Я не мог поступить иначе. Требуя, чтобы мои подчиненные ждали, дрожа от страха за близких, я не мог рисковать людьми и техникой ради собственного сына. Положение Майлза… давало мне моральное право требовать от них преданности. Они знали, что я не жду от них и их близких больших жертв, чем те, на которые иду сам.
– Но сейчас ситуация изменилась, – возразила Корделия. – Сейчас вы рискуете по-разному. У родственников твоих подчиненных времени сколько угодно. А у Майлза только шесть дней, минус то время, которое мы потратим на споры.
Она слышала, как у нее в мозгу тикают часы.
Он ничего не ответил.
– Эйрел… за все время, что мы с тобой прожили, просила ли я тебя о каком-нибудь одолжении? Как регента?
По его губам скользнула печальная улыбка – и исчезла. Теперь его глаза были устремлены на Корделию.
– Нет, – прошептал он. Они сидели, напрягшись, подавшись навстречу друг другу.
– И вот я тебя прошу.
– Сейчас, – отозвался он после долгой паузы, – очень сложный момент. С точки зрения общей ситуации. Мы ведем тайные переговоры с двумя главнокомандующими Фордариана. Силы космического базирования тоже вот-вот примут решение. Возможно, очень скоро мы сможем накрыть Фордариана без крупного сражения.
Корделия на секунду отвлеклась, прикидывая, кто из командующих Форкосигана ведет сейчас такие же тайные переговоры. Время покажет. Время.
Форкосиган продолжал:
– Если мы завершим эти переговоры так, как я хочу, то сможем вызволить большинство заложников одним внезапным широкомасштабным рейдом.
– Широкомасштабный рейд здесь не требуется.
– Да. Но я пытаюсь тебе объяснить, что локальная операция, особенно если она сорвется, может серьезно помешать успеху большой, которая будет осуществляться позже.
– Может?
– Может.
– Когда?
Он опустил голову.
– Примерно через десять дней.
– Не годится.
– Да. Я попытаюсь ускорить. Но ты должна понять: если я упущу этот шанс, за мои ошибки жизнью заплатят тысячи.
Она прекрасно его понимала.
– Хорошо. Оставим в покое барраярскую армию. Отпусти меня. Может, с парой надежных помощников. Личная вылазка.
Он хлопнул ладонями по столу и чуть не задохнулся:
– Нет! Господи, Корделия!
– Ты ставишь под сомнение мои способности? – с опасным спокойствием спросила она. «Сама-то я в них очень даже сомневаюсь. Но сейчас не время в этом признаваться». – «Милый капитан» – это что, всего лишь домашнее прозвище? Или ты говорил серьезно?
– Я видел, как тебе удавались поразительные вещи…
«И видел, как я садилась в лужу, ну и что?»
– …но тобой рисковать я не могу. Господи, Корделия! Это точно сведет меня с ума. Ждать, не зная…
– Но ты ведь требуешь этого от меня. Ждать, не зная. Ты требуешь этого от меня каждый день.
– Ты сильнее меня. Ты просто невероятно сильная.
– Лестно. Но не убедительно.
Но он уже принял решение – она поняла это по холодному блеску глаз.
– Нет. Никакой самодеятельности. Я запрещаю, Корделия. Категорически, раз и навсегда. Выбрось это из головы. Я не могу рисковать вами обоими.
– Ты рискуешь. Сейчас.
Эйрел стиснул зубы и опустил голову. Он ее понял. Куделка встревоженно переводил взгляд с одного на другую. Корделия почувствовала, как Друшикко изо всех сил сжала побелевшими пальцами спинку ее стула.
Казалось, Форкосигана расплющивает между двумя камнями. Еще секунда – и он потребует, чтобы она дала слово не покидать базы.
Она разжала руку, положив ее ладонью вверх на стол.
– Я сделала бы другой выбор. Но никто не назначал меня регентом Барраяра.
Напряжение оставило его. Он глубоко вздохнул.
– У них просто не хватило воображения.
«Барраярцам это свойственно, мой милый».
Возвращаясь в номер, Корделия повстречалась с графом Петером Форкосиганом. Сейчас это был уже не тот измученный неопрятный старик, с которым она рассталась на горной дороге. Чисто выбритый, в скромном, но добротном костюме гражданского покроя, он походил на удалившегося от дел сановника или просто пожилого фора-землевладельца. Ясно было, что он только что вернулся из своей секретной дипломатической поездки к собратьям-графам. За его плечом громоздился Ботари, вновь облачившийся в свою коричневую с серебром ливрею.
– А, Корделия! – Свекр приветствовал ее церемонным поклоном, явно не подразумевавшим возобновления военных действий. Корделию это вполне устраивало. Она очень сомневалась, что еще способна воевать.
