Лорд Ивон Форхалас командовал наземными войсками в столице и руководил последней обороной центра космической связи в помещении главного штаба. Он был пристрелен собственными подчиненными за отказ капитулировать в обмен на амнистию. В каком-то смысле Корделия была даже рада, что он погиб. Аристократа, ви– новного в государственной измене, барраярский закон присуждал к публичному раздеванию и голодной смерти в клетке на городской площади. Такова была традиция, и покойный император Эзар неукоснительно ей следовал. Корделия только молила Бога, чтобы этот национальный обычай забылся за время правления Грегора.
Оставшись без вождя, мятежная коалиция сразу же распалась на партии и течения. Какой-то излишне самоуверенный фор в городе Федерстоке поднял знамя и провозгласил себя императором, наследником Фордариана. В этом качестве самозванец продержался меньше тридцати часов. Граф одной из прибрежных провинций, верный союзник Фордариана, покончил с собой, не дожидаясь ареста. Его смерть имела бурные последствия: некая антифоровская группа, воспользовавшись неразберихой, провозгласила независимую республику. Новый граф, пехотный полковник, принадлежавший к боковой ветви семейства и совершенно не ожидавший титула, был искренне возмущен таким безобразием и с солдатской прямотой принялся наводить порядок в своих владениях. Форкосиган предоставил действовать ему и его полиции, оставив имперским войскам лишь «задачи, не относящиеся к внутренним делам провинций».
– Нельзя останавливаться на полдороге, – мрачно бормотал граф Петер, негодуя по поводу такой деликатности.
– Шаг за шагом, – сурово ответил ему сын, – и я обойду вокруг света. Вот увидишь.
На пятый день в столицу доставили Грегора. Он долго и горько плакал, узнав о смерти матери. Когда мальчик немного успокоился, его вывезли к войскам – в специальной машине, защищенной колпаком силового поля. Официально эта поездка считалась инспекционной, но ее действительной целью было показать солдатам живого и невредимого императора и рассеять наконец слухи о его гибели. Корделия поехала с ним. Тихое горе мальчика надрывало ей сердце, но все же она была уверена, что правда лучше любых недомолвок. Если бы во время поездки ей пришлось выносить бесконечные вопросы Грегора о том, когда он увидит мать, она бы просто не выдержала.
Карин похоронили публично, хотя и гораздо менее пышно, чем при более спокойных обстоятельствах. Уже во второй раз за этот год Грегору пришлось подносить огонь к прощальному костру. Форкосиган попросил Корделию помочь мальчику держать факел (надо сказать, что ей самой эта честь представлялась совершенно излишней – после того, что она сделала с дворцом). Грегор крепко цеплялся за ее руку.
– А меня они тоже убьют? – шепотом спросил он. В вопросе звучал не страх, а только мрачное любопытство. Отец, дед, мать – этот ребенок потерял за один год всех. Неудивительно, что он чувствовал себя под угрозой, хоть и не слишком хорошо понимал, что такое смерть.
– Нет, – твердо ответила она, сжимая его плечико. – Я им не позволю.
Да простит ее Господь – это пустое уверение почему-то успокоило его.
«Я буду заботиться о твоем мальчике, Карин», – пообещала Корделия, когда пламя взметнулось вверх. Эта клятва была гораздо более ценной, чем любые прощальные дары, брошенные в костер, потому что неразрывно привязала ее к этой жестокой планете. Жар от огня почему-то немного умерил неотступную головную боль.
Душа Корделии походила на измученную улитку, спрятавшуюся в раковину оцепенения. Весь остаток церемонии она двигалась, как автомат, лишь изредка подмечая, насколько бессмысленно все происходящее. Барраярские форы кланялись ей в этот день особенно низко.
«Наверное, решили, что лучше не дразнить такую опасную психованную бабу…» Но тут до нее внезапно дошло, что эта преувеличенная любезность говорит об искреннем уважении!
От такого открытия Корделия рассвирепела. Вся отвага и выносливость Карин не принесли ей славы, кровавые роды леди Форпатрил были приняты как должное, но стоит только отрубить башку какому-то идиоту – и ты становишься знаменитостью! О Господи!
По возвращении домой Форкосигану пришлось чуть ли не целый час успокаивать ее – с Корделией случилась форменная истерика. Но он стойко выдержал все.
– Ты собираешься как-то этим воспользоваться? – спросила она, затихнув от усталости. – Этим моим… новым статусом?
– Я готов воспользоваться чем угодно, – негромко ответил он, – лишь бы это помогло мне через пятнадцать лет посадить Грегора на трон ответственным и компетентным правителем. Я буду пользоваться тобой, собой – всем, чем понадобится. Было бы невыносимо заплатить так дорого и потерпеть неудачу.
Корделия вздохнула и вложила пальцы в его руку.
– В случае катастрофы можешь пожертвовать и тем, что от меня осталось. Так принято на Бете. Копейка к копейке…
Эйрел беспомощно улыбнулся. Стоя лицом к лицу, они на секунду прижались лбами, словно поддерживая друг друга.
– …проживет семейка.
Ее мысленная клятва на похоронах превратилась в реальность, когда они с Эйрелом как супружеская пара решением Совета графов были официально назначены опекунами Грегора. Почему-то опекунство было юридически отделено от регентства. Премьер-министр Фортела прочел Корделии длинную лекцию о том, что ее новая должность не дает ей никаких прав на вмешательство во внешнюю или внутреннюю политику. Ей поручалось управлять родовыми владениями графов Форбарра, не входившими в собственность империи, а также заведовать прислугой Грегора и его образованием.
– Но, Эйрел, – сказала пораженная Корделия, – Фортела специально подчеркнул, что у меня нет никакой политической власти.
– Фортела… не всеведущ. Давай просто скажем, что он подразумевал лишь формы власти, которые держатся на силе. Да и возможности твои не так уж широки: в возрасте двенадцати лет Грегор отправится в подготовительную школу при Академии.
– Но разве они не понимают?..
– Я понимаю. И ты. Этого достаточно.
Глава 20
Одним из первых своих распоряжений Корделия снова приставила Друшикко к Грегору, чтобы мальчик не терял эмоциональной связи с прошлым. Но и сама она вовсе не собиралась отказываться от общества девушки, к которой глубоко привязалась. К тому же, вняв наконец настойчивым уговорам Иллиана, Эйрел перебрался в императорский дворец, так что никаких препятствий для ежедневных встреч не было. И уж совсем хорошо стало у Корделии на душе, когда лейтенант Куделка и Друшикко объявили о своей предстоящей свадьбе, которую решено было сыграть через месяц после Зимнепраздника.
Корделия предложила себя в качестве свахи, но почему-то Ку и Дру в один голос поспешно отказались от ее услуг, хотя и горячо благодарили. Смирившись перед непостижимыми тонкостями барраярских обычаев, Корделия уступила эту роль опытной даме, которую наняли молодые люди.
Корделия часто виделась с Элис Форпатрил – теперь они навещали друг друга запросто, без церемоний. Маленький Айвен хоть и не мог пока стать поддержкой для матери, но занимал ее мысли, пока она медленно приходила в себя после перенесенных потрясений. Он быстро рос, хотя и был слишком капризен – Корделия быстро поняла, что это реакция на беспрестанное кудахтанье матери. Айвену не помешала бы пара-тройка братьев и сестер, решила Корделия, глядя, как Элис позволяет сыну карабкаться себе на плечо и прыгать оттуда. Прекрасная вдова уже сейчас предавалась мечтам, как юный лорд с блеском выдержит вступительные экзамены в Императорскую военную академию.
