Джорджина колебалась, угрюмо глядя на инспектора. Ее пальцы нервно теребили бусы.
— Этим всегда занимается муж, — наконец сказала она. — Я легла спать первой.
— Сколько времени у вас заняла подготовка ко сну, миссис Виллерс? Десять минут? Четверть часа? Вы же не ложитесь спать не умывшись, прямо в одежде.
— Разумеется, нет. Я включила свет в спальне, разделась и пошла в ванную, а потом легла в постель. Муж тоже лег. Он всегда полчаса читает перед сном.
— У вас двуспальная кровать, миссис Виллерс?
— Нет, две односпальные. Но не нужно делать из этого никаких выводов. Мы очень счастливая семья.
— Вы уже говорили. А теперь скажите, в котором часу вы отправились в Майфлит Мэнор?
— Мы приехали туда в половине девятого.
— Как я понимаю, — Берден обезоруживающе улыбнулся, — вы часто ездите туда играть в бридж. Сколько времени вы обычно там проводите?
— На каникулах иногда остаемся до полуночи.
— Во вторник вечером каникулы еще не закончились, не так ли? Почему вы уехали так рано?
— Мой муж, — Джорджина, как всегда, вкладывала в это слово самодовольную гордость собственника, — мой муж хотел поработать в школьной библиотеке, и…
Она прижала ладонь ко рту, но слишком поздно, и растерянно охнула.
— Когда мы вернулись домой, — пробормотала Джорджина, — он передумал и… Ну почему вы не оставите нас в покое? Мы могли бы быть так счастливы, если бы нас оставили в покое!
Берден смотрел на нее не мигая, суровым и пронизывающим взглядом, пока она не заплакала.
— Я оставил машину на дорожке, — сказал Виллерс Вексфорду. — Нет, окна и заднюю дверь я не проверял. Это прерогатива жены. Я отправился прямо в постель и сразу заснул.
Вошел Берден.
— Вы позволите, сэр?
— Заходи, — ответил Вексфорд.
— Что вы можете сказать о работе, которой собирались заняться в школе, сэр? Важной работе, из-за которой покинули Майфлит Мэнор в половине одиннадцатого?
Виллерс закурил.
— Вам не приходилось выдумывать предлоги, чтобы сбежать от надоевших хозяев, инспектор? — невозмутимо спросил он. — Вы никогда не говорили, что ждете звонка или вам нужно вернуться к сыну?
Берден нахмурился, разозлившись, что во время официального допроса упоминается Джон. И почувствовал себя оскорбленным, обнаружив, что Виллерс, нарочито игнорировавший его как личность, давно узнал в нем отца одного из своих учеников.
— Значит, это была просто отговорка, — раздраженно уточнил он. — Намеренная ложь.
— Да, иногда я лгу, — с оттенком небрежности признался Виллерс и затянулся сигаретой. — Можно сказать, я искусный лжец.
— Довольно странно для человека, заявляющего о безразличии к чужому мнению, — заметил Вексфорд и посмотрел в надменные глаза Виллерса.
Внезапно в памяти всплыло одно двустишие. Он процитировал — не только потому, что стихи показались ему уместными, но также из желания продемонстрировать Виллерсу, что он не идиот, не примитивный и полуграмотный деревенский полицейский, каким его считал писатель.
Ему равны падение и взлет,
Лишь бы из тех, среди кого живет…
[33]
Это произвело невероятный эффект, причем совсем не тот, которого ждал старший инспектор. Виллерс не шевелился, но лицо его приобрело болезненную бледность. Неподвижный, как статуя, он словно чего-то ждал, но не слов, а действия, какого-то решительного и важного шага. А потом — возможно, потому, что оба полицейских растерянно замерли на месте, — Виллерс рассмеялся.
От этого смеха Берден пришел в ярость.
— Чего вы хотите, мистер Виллерс? — он почти кричал. — Что вы пытаетесь доказать? Почему вы стремитесь поставить себя выше остальных?
— Или ниже, мистер Берден. — Виллерс не отрывал взгляда от лица Вексфорда; глаза его были широко раскрыты и затуманены. — Падение, как было сказано. А что до моих желаний, тут все просто. — Он встал и повернулся спиной к полицейским. — Я хочу умереть.
— Что, черт возьми, на него нашло, — задумчиво произнес Вексфорд, когда они с Берденом вернулись в машину, — когда я процитировал эти строки?
— Понятия не имею, — ответил не отличавшийся начитанностью Берден. Потом сделал над собой усилие. — Э… откуда они? Вордсворт?
— Не думаю. Точно не помню. Просто всплыли у меня в памяти.
Берден безразлично кивнул. Он привык к стихотворным строкам, всплывающим в памяти начальника. Занудная ученость, вот как это называется, и она его очень смущала.
— Но хотелось бы знать, — продолжил Вексфорд. — Обязательно выясню. Наша Англия — гнездо для певчих птичек.
— У нас есть дела поважнее. — В тоне Бердена сквозило раздражение. — Лучше подумать о том, как найти свидетеля, который подтвердит, что после возвращения домой Виллерс никуда не выходил.
— Или его жена.
— Жаль, что дом стоит на отшибе.
— Да. Попробуем найти кого-то, кто проезжал тут на машине. Нельзя ждать до утра. Отвези шарф в лабораторию и возвращайся домой, к своим малярным работам. Физический труд стимулирует умственную деятельность, Майк, и ты можешь как следует пораскинуть мозгами, пока машешь кистью.
Облегченно вздохнув, Берден завел мотор.
— И кого из двоих вы подозреваете?
— Наверное, тебе покажется, что я тороплюсь с выводами, но я, черт возьми, почти уверен, что это сделала она. Здоровая и молодая женщина, физически достаточно сильная, чтобы убить другую женщину фонарем. Именно она, а не муж получает наследство. Она была в доме, когда фонарь вернули на место. Она знала территорию поместья и вечером могла заметить костер. И рассчитывала, что сможет сжечь верхнюю одежду — например, свитер, — если испачкает ее в крови.
— Все это предполагает умысел, — заметил Берден. — То есть она сознательно выбрала фонарь в качестве оружия.
— Подумай хорошенько. Попробуй понять, что из всего этого следует. Я заеду за Лайонелом Мариоттом и приглашу его пропустить по стаканчику в «Оливе».
Глава 12
Новый коктейль-бар в «Оливе и голубке» был почти пуст, потому что в этот час бо́льшая часть клиентов переместилась в обеденную залу, а любители спиртного сидели в пабе или салуне. Вексфорд отвел Мариотта в укромный уголок и поставил перед ним большую порцию виски. От обеденной залы бар отделяли двойные стеклянные двери, но Вексфорд позаботился, чтобы посетители оказались вне поля зрения Мариотта. Он не хотел, чтобы их разговор прерывали, и оберегал Лайонела от искушения приветственно помахать друзьям или разыграть пантомиму из улыбок перед хорошенькими женщинами.
