4
– Неудачная ночка, – сказал Джек Мортон. Он с наслаждением затянулся своей короткой сигаретой с фильтром, громко закашлялся, вынул из кармана платок и сплюнул в него. Потом изучил содержимое платка.
– Ага, вот и новые роковые улики, – сообщил он. Но вид у него при этом был довольно озабоченный.
Ребус улыбнулся:
– Пора бросать курить, Джек.
Они вдвоем сидели за столом, на котором громоздились около ста пятидесяти досье на известных типов, совершивших преступления на сексуальней почве в Центральной Шотландии. Расторопная молодая секретарша, явно получавшая удовольствие от сверхурочной работы, то и дело приносила в кабинет новые папки, и каждый раз, как она входила, Ребус взирал на нее с наигранным возмущением. Он надеялся ее отпугнуть, и, войди она еще раз, возмущение вполне могло стать непритворным.
– Нет, Джон, все дело в этой гадости с фильтром. Никак не могу привыкнуть к такому куреву, никак. Плевать я хотел на этих проклятых врачей!
С этими словами Мортон вынул сигарету изо рта, оторвал фильтр и вновь сжал сигарету, уже смехотворно короткую, тонкими бескровными губами.
– Так-то лучше. Больше похоже на курево.
Ребуса всегда удивляли две вещи. Во-первых,
то, что он симпатизировал – и при этом взаимно – Джеку Мортону. Во-вторых, то, что Мортон умудрялся курить, делая очень глубокие затяжки и выпуская при этом очень мало дыма. Куда девался весь дым? Этого Ребус понять не мог.
– Я смотрю, Джон, ты сегодня не куришь.
– Ограничиваю себя десятью в день, Джек.
Мортон покачал головой:
– Десять, двадцать, тридцать в день. Поверь, Джон, в конце концов это не имеет значения. Суть дела сводится вот к чему: либо ты бросаешь, либо нет, а если не можешь бросить, то и кури себе спокойненько сколько влезет. Это доказано. Я об этом в одном журнале прочел.
– Да, но все мы знаем, что за журналы ты читаешь, Джек.
Мортон фыркнул от смеха, вновь страшно закашлялся и принялся искать свой платок.
– Что за гнусная работенка! – сказал Ребус, беря со стола первое досье.
Минут двадцать двое мужчин сидели молча, бегло просматривая данные о преступлениях и фантазиях насильников, эксгибиционистов, педерастов, педофилов и сводников. У Ребуса появилось ощущение, будто он наелся какой-то гадости. Чтение отвратительных досье заставляло его посмотреть и на самого себя со стороны, разглядывая то «я», которое скрывается за его обыденным сознанием. Увидеть своего мистера Хайда, придуманного Робертом Льюисом Стивенсоном, уроженцем Эдинбурга. Он стыдился начинавшейся время от времени эрекции; скорее всего, испытывал ее и Джек Мортон. Она сопутствовала этому роду деятельности – так же, как ненависть, отвращение и острый интерес.
Участок вокруг них кружился в водовороте ночных дел. Мужчины без пиджаков целеустремленно сновали мимо открытой двери отведенного им отдельного кабинета. Их, как видно, изолировали от остальных сотрудников, дабы оградить других от пагубного влияния греховных мыслей, рождавшихся при чтении досье. Ребус на минуту отвлекся, задумавшись о том, что здесь имеется многое, чего не хватает в его кабинете на Грейт-Лондон-роуд: новый письменный стол (нерасшатанный, с легко выдвигающимися ящиками), шкафчики для хранения документов (в таком же состоянии), автомат с напитками прямо за дверью. Имелись даже ковры – не чета его темно-красному линолеуму с угрожающе загнутыми краями. Весьма приятная обстановка располагала к тому, чтобы выследить и поймать извращенца или убийцу.
– Что конкретно мы ищем, Джек?
Мортон фыркнул, швырнул на стол тонкую коричневую папку, взглянул на Ребуса, пожал плечами и закурил сигарету.
– Чушь, – промолвил он, взяв очередную папку, и Ребус так и не узнал, было ли это слово ответом на его вопрос.
– Сержант сыскной полиции Ребус?
У открытой двери стоял молодой констебль, гладко выбритый, с прыщом на шее.
– Да.
– Записка от шефа, сэр.
Он вручил Ребусу сложенный листок синей почтовой бумаги.
– Хорошие новости? – спросил Мортон.
– Просто замечательные новости, Джек, лучше не бывает. Наш босс осчастливил нас следующим братским посланием: «Что-нибудь проясняется?» Конец сообщения.
– Ответ будет, сэр? – спросил констебль.
Ребус смял записку и бросил ее в новое алюминиевое ведро.
– Да, сынок, будет, – сказал он, – но я отнюдь не уверен, что тебе захочется его передать.
Джек Мортон, смахивавший со своего галстука пепел, рассмеялся.
Неудачная выдалась ночка. Джим Стивенс, неторопливо бредущий пешком домой, так и не разузнал ничего интересного за те четыре часа, что миновали после его разговора с Маком Кэмпбеллом. Он сказал тогда Маку, что не намерен прекращать собственного расследования, связанного с процветающей в Эдинбурге торговлей наркотиками, и это была чистая правда. Наркомафия уже становилась его навязчивой идеей, и, даже поручи ему начальник дело об убийстве, он все равно продолжал бы начатое расследование в свободное, личное время, поздно ночью, когда уже работали печатные станки, время, которое он проводил во все более дешевых забегаловках, все дальше и дальше от центра города. Ибо он знал, что сумел подобраться близко к главному заправиле, хотя и не настолько близко, чтобы заручиться поддержкой сил правопорядка. Прежде чем звать на помощь кавалерию, он хотел собрать достаточно материала для неопровержимо убедительной статьи.
Знал он и о грозящей ему опасности. Земля, по которой он ступал, могла в любую минуту обернуться у него под ногами крутым обрывом, и тогда, упав, он оказался бы на дне близ Литских доков или – с кляпом во рту и со связанными руками- в какой-нибудь придорожной канаве под Пертом. Вообще-то его это мало волновало. Он просто устал, вот в голову и лезет всякая ерунда. Ему необходимо отдохнуть и развеяться после пребывания в беспросветно убогом, сером мире эдинбургских наркоманов.
Он знал: то, что он ищет, происходит именно здесь, в расползающихся во все стороны жилых новостройках и ночных распивочных, а не в сверкающих дискотеках и безвкусно обставленных квартирах Нового города.
Не нравилось, очень не нравилось ему только то, что настоящие хозяева страшного ночного Эдинбурга столь замкнуты, скрытны, будто они тут чужие. Ему хотелось, чтобы его преступники вели преступный образ жизни открыто. Он восхищался гангстерами Глазго, жившими в 50-60-х годах в трущобах Горбалза. Там, в Горбалзе, они вынашивали свои преступные планы, давали соседям взаймы грязные деньги и в конце концов при необходимости могли тех же соседей прирезать. Настоящее семейное дело! Не то что здесь, совсем не то что здесь. Здесь все было по-другому, и это ему очень не нравилось.
Однако разговор с Кэмпбеллом навел его на интересные соображения. Судя по всему, Ребус подозрительный тип. Как и его братец. Возможно, тут не обошлось без их участия. Если в темных делишках замешана полиция, тогда его задача станет еще труднее, а значит, и увлекательнее. Теперь, чтобы добиться успеха в расследовании, нужно лишь не упустить момент, удобный момент. Этот момент наверняка уже близок. Не зря же считается, что у него нюх на такие дела.
