– В такую жару – и в сауну, – пожала плечами
Джил, – у них сегодня не останется сил на ужин. Не понимаю удовольствия от
этой процедуры в такую погоду.
– Ты же слышала, что там есть бассейн с холодной водой. Они
могут в нем остужаться, – напомнил Дронго.
– Им это понадобится, – кивнула Джил, – остудить
свои головы, чтобы не забивать их подобной чушью. – Она повернулась и
вошла в комнату.
На часах было три минуты третьего. Он посмотрел на площадку.
Артур делал вид, что загорает, надев очки и устроившись таким образом, чтобы
видеть всех проходивших мимо него. Глория поднялась и легла под тент, чтобы не
обгореть на солнце. Дронго подумал, что, возможно, больше никто не спустится
вниз. И увидел, как из дома вышли Снежана Николаевна и хозяйка виллы, обе в
легких светлых платьях. Дронго был абсолютно уверен, что они остановятся около
бассейна. Но они подошли к Артуру Бэкману, поздоровались с ним и пошли дальше.
Дронго изумленно смотрел, как обе женщины спускались вниз по лестнице. У него
еще оставались смутные сомнения, что они не войдут в этот домик с сауной на
берегу, а отправятся сразу на пляж. Но они повернули именно к домику.
«Кажется, я недооценил силу воли Снежаны Николаевны, –
подумал Дронго, – она все-таки решилась пойти в сауну и уговорила на это
хозяйку виллы».
На часах было пять минут третьего. Вниз уже спустились шесть
человек. Артур и его супруга отдыхали у бассейна. Дронго и Джил находились в
своей комнате. Очевидно, Чистовский нашел своего друга и теперь уговаривал Льва
Давидовича согласиться на его предложение. Пожалуй, ждать больше некого.
Оставался только преподобный Гуру со своим секретарем. Дронго встал,
намереваясь войти в комнату, когда из дома вышли Дэ Ким Ен и его секретарь.
Гуру надел широкие коричневые шелковые брюки и длинную, почти до колен, рубашку
золотисто-коричневого цвета. Руна была в купальном костюме и коротком платье.
Проповедник улыбался. Глория приветливо помахала им. Он поднял руку в знак
приветствия.
Глория была убеждена, что они подойдут к ней, и даже подняла
голову. Артур с некоторым напряжением следил за этой необычной парой. Они
подошли к нему, поздоровались и тоже прошли мимо. Нужно было видеть выражение
лица Бэкмана. Он поднялся на локте, снял очки, недоуменно глядя им вслед. Со
своего места, изумленно открыв рот, приподнялась и Глория. Даже стоявший на
балконе Дронго едва не свалился от неожиданности, увидев, как проповедник и его
секретарь направляются к лестнице.
– Кажется, наш Гуру скрытый нудист, – негромко сказал
Дронго.
– Что ты говоришь? – спросила Джил.
– Иди сюда и посмотри, что у нас происходит, – позвал
ее Дронго, – наш преподобный Гуру и его секретарь спускаются вниз, в
сауну, в эту обитель греха.
Она вышла и посмотрела на спускавшихся по лестнице мужчину и
женщину.
– Не понимаю, что тебя так радует и удивляет, –
рассудительно произнесла Джил, входя обратно в комнату.
Он последовал за ней. Больше никого из гостей на вилле
просто не было.
– Мне кажется несколько смешным тот факт, что Гуру решил
присоединиться к мистеру Харту, – пояснил Дронго, – и одновременно
это меня удивляет.
– Может, он жил в Германии и для него такая процедура
кажется естественной, – предположила Джил, – я уже не говорю о его
секретаре. Она из Норвегии, представитель северного народа. Для нее в подобном
купании нет ничего необычного.
– Она – возможно, но преподобный Дэ Ким Ен оказался
человеком, готовым на такой невероятный шаг. Кореец, который проповедует почти
буддийские принципы жизни и при этом готов принимать нормы современного мира.
Он действительно выдающийся человек, если решился на подобное. И еще взял с
собой своего секретаря.
– Он, наверное, боится идти туда один, – улыбнулась
Джил. – Скажи честно, ведь тебе тоже хочется спуститься туда и оказаться в
компании Аманды Джаннуцци? По-моему, об этом мечтают все мужчины.
– Не хочется, – возразил Дронго, – и знаешь
почему? Я обязан уважать прежде всего самого себя. Если я спущусь вниз с тобой,
то мои понятия чести будут очень сильно искажены. А если спущусь один, то
получится еще хуже. Все будут знать, что я не просто непорядочный человек, но
еще и ханжа. То, что я допускаю для других, я не допускаю для себя. А это хуже
всего. Не говоря уже о том, что все поймут, зачем я туда спустился. Кроме того,
в такую погоду лезть в сауну – это значит гарантированно получить какой-нибудь
микроинфаркт.
– Почему «непорядочный»? Вы все слишком много внимания
уделяете этой глупой проблеме. В конце концов, так делают миллионы людей по
всей Европе, и никто не видит в этом ничего непорядочного, – возразила
Джил.
– Мне трудно с тобой спорить. Еще труднее объяснить.
Возможно, если бы я приехал на виллу один, то мог бы позволить себе отправиться
в сауну. Но идти вместе с тобой – абсолютно невозможно. Я просто не смогу потом
нормально существовать. Никогда не думал, что буду говорить подобные вещи.
Наверное, мы еще дикари и нам далеко до «цивилизованных народов» Европы. Но я
такой, какой есть.
– И тебе не стыдно? Значит, когда меня нет, ты можешь
позволить себе подобные развлечения. А когда я рядом, ты превращаешься в
моралиста?
– Ты не поняла. Я не могу спуститься туда даже один, если ты
будешь на вилле.
– А если я буду в другом городе или в другой стране, то это
возможно? Тебе не кажется, что это тоже ханжеская точка зрения?
– Возможно. Но в моей стране другие понятия чести. Мужского
достоинства. Я далеко не ангел и много раз говорил тебе об этом. Но есть черта,
через которую я переступить не смогу. Более того, я полагаю, что пошедший в
сауну Автандил Нарсия сделал очень большую ошибку, за которую ему еще предстоит
расплачиваться. Он не имел права спускаться туда с женщиной, которая приехала
вместе с ним.
– Я поняла наконец. У тебя средневековые взгляды на семью и
на роль женщины. Если ты будешь продолжать в том же духе, я сама спущусь вниз,
чтобы продемонстрировать тебе неприятие твоей ханжеской точки зрения.
– Это не ханжество. Нас так воспитывали. Возможно, что мы
несколько другие, но у каждого народа есть свои достоинства и свои недостатки.
Одна из самых цивилизованных наций в мире – англичане – умываются, затыкая
раковину пробкой. Они черпают воду из этого резервуара, моются, фыркают,
плюются и снова моются. Для меня такой способ умывания просто неприемлем. Или
японцы, которые греют воду для всей семьи. Сначала там моется отец, затем мать,
после этого дети. С точки зрения гигиены, для европейцев такой подход – просто
чудовищное нарушение всех санитарных норм, ведь по логике все должно быть
наоборот. Сначала дети, потом мать, потом отец. Но оказывается, что у японцев
другая логика. Дети бегают, играют, потеют, тогда как отец и мать стараются
тщательно вытереться перед погружением в воду, чтобы грязь не осталась в этой
емкости. Вот такая логика. И такой менталитет. У некоторых народов до сих пор
нужно показывать простыню со следами крови невесты, которые бы
свидетельствовали о ее непорочности. А у некоторых европейцев такая практика
вызывает просто ужас. Они считают неприличным жениться на девственнице, которая
никогда и ни с кем не была. Во-первых, это неприятная работа, говорил мне один
голландец, во-вторых, не знаешь, как она будет реагировать. Можешь нарваться на
истеричку или фригидную дуру. А в-третьих, это просто глупо. Не пытаться узнать
женщину до того, как сделаешь ей официальное предложение. Это даже неприлично.
