Ребус показал на галстук.
— У вас галстук не совсем на месте, Тодд.
Констебль нагнул голову так, что Ребусу показалось, его шея вот-вот переломится.
— Простите, сэр?
— Вы всегда носите этот галстук?
— Да, сэр.
— А он не отстегивался у вас на днях?
— Отстегивался?..
— Зажим не ломался? — пояснил Ребус.
— Нет, сэр.
— А как ваше имя? — обернулся Ребус ко второму констеблю, который глядел на происходящее только что не открыв рот.
— О'Рурк, сэр.
— Ирландская фамилия, — прокомментировал Ребус.
— Да, сэр.
— А ваш галстук, О'Рурк? Он у вас новый?
— Не совсем. У нас у всех их по нескольку штук.
Ребус кивнул. Он взял карандаш, внимательно рассмотрел его и положил на место. Разговор не имел смысла.
— Я хотел бы прочитать ваши отчеты об обнаружении тела.
— Есть, сэр, — ответили констебли хором.
— Вы не заметили в доме ничего необычного? Сразу, как только вы вошли? Вам ничто не бросилось в глаза?
— Только покойник, сэр, — ответил О'Рурк.
— И рисунок на стене, — добавил Тодд.
— Кто-нибудь из вас поднимался наверх?
— Нет, сэр.
— Когда вы приехали, тело находилось внизу?
— В комнате на первом этаже, сэр.
— И вы не стали подниматься на второй?
Тодд посмотрел на О'Рурка.
— Мы покричали, спрашивая, нет ли там кого. Но подниматься не стали.
Как, черт возьми, в таком случае прищепка от галстука могла попасть на верхнюю площадку лестницы?
Ребус откашлялся.
— Какую машину вы водите, Тодд?
— Вы имеете в виду полицейскую машину, сэр?
— Нет, черт подери! — Он стукнул карандашом по столу. — Вашу собственную.
Тодд окончательно смутился.
— «Метро», сэр.
— Цвет?
— Белый.
Ребус перевел взгляд на О'Рурка.
— У меня нет машины, — с готовностью пояснил тот. — Я люблю мотоциклы. Сейчас у меня «Хонда-750».
Ребус кивнул.
Никакого «форда-эскорта». Никто из них не приезжал к его дому среди ночи.
— Ну что ж, раз так…
Улыбнувшись, он отпустил их, снова взял карандаш, осмотрел его острие и сломал о кромку стола.
* * *
Останавливая машину возле старомодного магазинчика мужской одежды на Джордж-стрит, Ребус думал о Чарли. Выбрав галстук и расплачиваясь, он думал о Чарли. Вернувшись в машину и завязывая галстук, он снова думал о Чарли. Направляясь на ланч с самыми богатыми людьми города, он был не в состоянии думать ни о чем, кроме Чарли, который мог стать одним из таких же бизнесменов. Оставить университет, найти с помощью родителей хорошую работу и через год-другой оказаться менеджером солидной фирмы. Вот тогда-то он действительно пропадет, утратит себя, как бывает только с богатыми и преуспевающими. Пропащие души вовсе не у тех, кто верит в чертовщину и балуется наркотиками, а у тех, кто добровольно отказался от собственного «я».
Что значили синяки на теле Ронни?
Далеко зашедшая игра садомазохистов? С кем он играл в нее? С таинственным Эдвардом?
Или ритуальное действо?
Не напрасно ли он так легко отбросил версию, связанную с сатанистами? Полицейский должен смотреть на вещи широко. Но принимать сатанизм он не мог и не хотел. В конце концов, он христианин. Пусть он не часто ходит в церковь, не поет гимнов и плохо переносит проповеди, но он верит в своего собственного Бога. У каждого есть свой Бог. А Бог шотландцев праведен и грозен.
Сегодня Эдинбург казался Ребусу мрачнее обычного, может быть, из-за его настроения. Тень Замка накрыла чуть ли не весь Новый город, но «Эйри» она не достигала. Самый дорогой и изысканный ресторан города. Говорили, что столики для ланча здесь заказывают за год вперед, а для обеда — всего за пару месяцев. Ресторан занимал верхний этаж георгианского особняка в Новом городе, вдалеке от сутолоки центра.
Здешние улицы нельзя было назвать пустынными, поставить тут машину — нелегкая задача. Но не для детектива. Ребус въехал прямо на двойную желтую полосу перед входом в ресторан и, несмотря на то что швейцар грозил ему штрафом, вошел внутрь.
В лифте, поднимающем его на пятый этаж, он похлопал себя по животу и с удовольствием убедился, что голоден. Даже если ему предстоит провести самые скучные два часа в жизни, да еще и в компании Фермера Уотсона, поест он на славу. А добравшись до карты вин, оставит господ финансистов без штанов.
* * *
Брайан Холмс вышел из буфета с пластиковым стаканом жидкого чая и посмотрел на него, пытаясь вспомнить, когда в последний раз пил человеческий, нормально заваренный чай. Пластмассовый термос, сэндвичи с ветчиной и шоколадное печенье. Подул, отхлебнул. Подул, отхлебнул. И ради такой жизни он бросил академическую карьеру.
Точнее сказать, этой карьере он посвятил восемь месяцев, изучая историю в Лондонском университете. Первый месяц ушел на то, чтобы научиться ориентироваться в огромном городе и передвигаться по нему, не теряя собственного достоинства. Второй и третий месяц он включался в университетскую жизнь, заводил друзей, ссорился, спорил, налаживал отношения то с той, то с другой компанией. Как начинающий пловец, каждый раз он осторожно пробовал воду. За четвертый и пятый месяцы он стал настоящим лондонцем, уверенно путешествуя каждый день в университет из своей норы в Бэттерси. Его жизнь оказалась подчиненной цифрам — расписанию поездов, номерам автобусов, минутам пересадок и отправления последних составов метро, которые уносили его в общежитие от политических страстей, кипящих в баре. Пропуск нужной пересадки в нужную минуту зачеркивал весь день, а часы пик в метро напоминали ад. Шестой и седьмой месяцы он провел, безвылазно корпя над книгами у себя в комнате в Бэттерси. А когда наступил май, он бросил Лондон и вернулся на Север к старым друзьям. Пустоту, образовавшуюся в его жизни, надо было заполнить работой.
Но зачем, господи, зачем он выбрал полицию? Он еще раз осмотрел пластиковый стакан и запустил им в ближайшую урну. Мимо. Ну и ладно, подумал он. Потом спохватился, вернулся, подобрал стакан и исправил свою ошибку. Ты же не в Лондоне, Брайан, сказал он себе. Проходящая мимо пожилая дама одобрительно улыбнулась ему.
Редки добрые дела в этом скверном мире.
А мир и вправду скверен. Ребус погрузил его в какой-то расплавленный кошмар. Пилмьюир, Хиросима души. Ему казалось, что он схватил дозу радиации.
Он достал из кармана листок, куда аккуратно переписал вчерашнюю стенографию. Найти констеблей не составило труда. Теперь, вероятно, Ребус с ними уже поговорил. Во внутреннем кармане у Брайана лежали взятые в том доме фотографии. Хорошие снимки. Эдинбургский замок в совершенно неожиданном ракурсе. И девушка. На его взгляд, очень симпатичная. Возраст определить трудно, — вероятно, тяжелая жизнь тоже наложила свой отпечаток, но ее грубоватая красота была несомненна. Как он сумеет что-то разузнать о ней, оставалось для него полной загадкой. Кроме имени — Трейси — ему неизвестно ничего. Придется последовать совету Ребуса, поспрашивать всех, кого только можно. Родной город и его обитателей он действительно знал, что сильно помогало в такой работе. Друзья, знакомые, друзья знакомых. После лондонского фиаско он восстановил свои старые связи. В свое время все в один голос отговаривали его ехать и тем более рады были увидеть его снова и убедиться в собственной дальновидности. Неужели это было только пять лет назад?
