— Я имею право сделать с тобой все, что захочу, в том числе и сбросить тебя отсюда вниз головой. Рассказывай мне про Ронни.
— Нечего мне про него рассказывать. — Глаза парня наполнились слезами. Он по-прежнему тер лоб, словно стараясь стереть след ушиба. — Я его плохо знал.
— Тогда рассказывай, что знал.
Мальчишка всхлипнул и вытер нос рукавом куртки.
— Ну… в эти делишки влипло несколько моих знакомых.
— В какие делишки?
— Не знаю. Но дела крутые. Парни молчат, как могила, но по ним видно. Синяки, ссадины. Один неделю провалялся в больнице. Сказал — упал с лестницы! Хорошая лестница, этажей так на сорок!
— И никто ничего не говорит?
— Нет. Похоже, завязано на большие бабки.
— Что еще?
— Может, это совсем из другой оперы…
Юнец наконец раскололся. Ребус слышал это по его голосу. Теперь он будет говорить до второго пришествия. Ребус обрадовался: в этом районе города у него не было информаторов. А одна пара ушей могла решить все его задачи.
— Ну! — рявкнул он, входя во вкус.
— Да тут… В общем, прошел слух, что кто-то интересуется фотографиями. Но только чтобы в натуре, без липы.
— Порно?
— Ну, наверное. Слух какой-то смутный. Как всегда, испорченный телефон.
Ребус задумался. Вся эта история действительно напоминала игру в испорченный телефон. Информация только из вторых и третьих рук, ничего определенного.
— Что-нибудь еще?
Парень покачал головой. Ребус опустил руку в карман и, к своему изумлению, выудил еще одну десятку. Потом вспомнил, что, выпивая с Макколом, ходил к банкомату. Он протянул вторую купюру.
— На. Я оставлю тебе свое имя и номер телефона. Меня интересуют любые подробности, даже самые мелкие. Извини, если поцарапал тебе лоб.
Парень взял деньги.
— Ничего. Бывало и хуже, — улыбнулся он.
— Тебя подвезти?
— Разве что до Мостов.
— Пожалуйста. Как все-таки тебя зовут?
— Джеймс.
— В самом деле?
— Ну да. Кстати, я вспомнил еще кое-что.
— Слушаю тебя.
— Одно имя. Может быть, оно ничего не означает.
— Ну-ну?
— Хайд.
Ребус нахмурился.
— Звучит, как слово «прятать». Но к чему оно относится?
— Я же говорю, не знаю. То ли имя, то ли название.
Ребус вцепился в руль. «Хайд»? Не это ли Ронни выкрикивал, выталкивая Трейси? Значит, он не просто велел ей прятаться, но прятаться от человека по имени Хайд? Задумавшись, он рассматривал «ягуар». Точнее, профиль водителя. Мужчина обнимал за шею сидящего рядом с ним молодого человека. Гладил его по плечу и тихо о чем-то говорил. Гладил и говорил. Ничего особенного.
Отчего же Джеймс Карью из агентства недвижимости «Боуэр Карью» так вздрогнул, когда, обернувшись, увидел инспектора сыскной полиции Джона Ребуса?
Пока тот осознавал, что именно произошло, Карью, повозившись секунду с зажиганием, газанул и вылетел со стоянки так, словно за ним гнался клипер «Катти Сарк».
— Куда-то заторопился, — прокомментировал Джеймс.
— Ты видел его здесь раньше?
— Лица я не рассмотрел. Машины такой точно не было.
— Машина новая, это верно.
Ребус неспешно тронул с места свою, отнюдь не новую, машину.
* * *
В квартире — в гостиной, в ванной — все напоминало ему о Трейси. Вот она сидит в кресле, поджав под себя ноги, запрокидывает голову, и размотавшееся полотенце сползает ей на плечи. Вот приносит ему завтрак: у неубранной постели до сих пор стоят грязные тарелки. Узнав, что он спит на полу на матрасе, она рассмеялась: «Прямо как в скваттере!» Теперь квартира казалась еще более пустой, чем прежде. Пожалуй, стоит принять ванну. Он открыл горячую воду… и вспомнил прикосновение Джеймса.
В гостиной он с минуту смотрел на бутылку виски, но принес себе из кухни легкого пива.
Ванна медленно наполнялась. Конечно, он предпочел бы, как когда-то, вдвоем с подругой, проверить закон Архимеда. Ребус набрал номер телефона участка, чтобы узнать, как там Трейси. Оказалось, что она капризничает, отказывается есть, жалуется на боль в боку. Аппендицит? Скорее казенные харчи. Он почувствовал себя виноватым, что не нашел времени зайти к ней, но все же решил отложить визит до завтра. Он хотел отключиться и хоть несколько часов не заниматься отвратительным ковырянием в чужих жизнях. Но в последние день-два его дом перестал быть безопасной крепостью. К тому же мир, казалось, прорвал не только его наружную оборону. У него было такое чувство, словно кто-то собрал грязь со всего города, запихнул ему в рот и заставил проглотить…
Он жил в самом красивом, самом цивилизованном городе Северной Европы, но каждый день вынужден был иметь дело с самой темной и враждебной его стороной. Ребус высосал из бутылки остатки пива и подержал во рту пену, как ребенок, балующийся с зубной пастой. Пену напоминало и расследование, в которое он ввязался. Никакой осязаемой материи. Одни пузыри.
Кстати, о пене. Пожалуй, он добавит в воду пену для ванны. Кто подарил ему этот флакон? Ах да. Джилл Темплер. А почему? Она отчитала его за то, что он никогда не моет ванну.
— «Моет ваше тело — и вашу ванну, — наставительно прочла она ему надпись с флакона. — И снова делает купание веселым занятием».
Он предложил испытать последнее утверждение вместе — и она согласилась.
Эй, Джон, ты, кажется, снова впадаешь в меланхолию. Да, она ушла от тебя к какому-то тупоголовому диск-жокею с немыслимым именем Кэлум Маккэлум. Но это не конец света. Небо не упало на землю. Катастрофы не произошло. Только… Ронни, Трейси, Чарли, Джеймс и прочие. А теперь еще и Хайд. Ребус начинал понимать истинный смысл выражения «смертельная усталость». Он погрузился в обжигающую ванну и закрыл глаза.
Четверг
Дом добровольного рабства… и скрывшийся в нем от глаз людских затворник.
Он устал смертельно. И совершенно не выспался. Холмс зевнул и поставил поднос с кофе на тумбочку. Каким-то чудом он поднялся сегодня до того, как будильник автоматически включил радио. Он успел сварить кофе и вернуться из кухни, и лишь тогда приемник ожил. Если у него будут свободные полчаса, он обязательно перенастроит эту орущую коробку на «Радио-3» или какую-нибудь другую станцию. Беда только в том, что под «Радио-3» он в ту же минуту захрапит снова, тогда как грохот хитов и бессмысленные шутки Кэлума Маккэлума мгновенно сбрасывали его с постели в состоянии полной готовности к схватке с новым днем.
Холмс выключил радио.
