Он торопился дошагать до кабинета, чтобы выяснить наконец, в чем дело. Но в кабинете его ждал Холмс. Он сидел за столом Ребуса, в его кресле, изучая свои квартирные варианты, и бросился убирать их, как мальчишка, которого застали с неприличной книгой.
— Хелло, Брайан.
Ребус снял пиджак и повесил его на крючок у двери.
— Я собирался попросить вас выписать из телефонной книги имена и адреса всех людей по фамилии Джекил или Хайд. Я понимаю, что это звучит идиотски, но…
— Простите, сэр, я думаю, вам лучше сесть.
Голос Холмса чуть-чуть дрожал. Ребус уставился на него и по лицу молодого человека понял, что произошло что-то ужасное.
* * *
Ребус распахнул дверь кабинета для допроса свидетелей. Лицо его было цвета маринованной свеклы, и едва поспевавший за ним Холмс опасался, как бы инспектора не хватил инфаркт. В комнате находились двое сотрудников сыскной, оба без пиджаков, как после тяжелой работы. Они обернулись, и тот, что сидел, вскочил на ноги, словно приготовившись к потасовке.
Мальчишка с лисьей физиономией, известный Ребусу под именем Джеймс, тоже вскочил со стула, стоявшего у другого конца стола. Стул грохнулся на кафельный пол.
— Не подпускайте его ко мне! — взвизгнул он.
— Послушайте, Джон… — начал один из детективов, сержант Дик, но Ребус поднял руку, чтобы показать, что он не собирается скандалить.
Сотрудники сыскной переглянулись, не уверенные в его искренности. Ребус заговорил, не спуская глаз с парня:
— Это, милый мальчик, даром тебе не пройдет. — Подчеркнутое спокойствие Ребуса выдавало его яростный гнев. — За это я подвешу тебя к потолку за яйца, поверь дяденьке на слово.
Парень понял, что на растерзание Ребусу его никто не отдаст, осмелел и осклабился:
— Ну да, сейчас.
Ребус рванулся вперед, но Холмс схватил его за плечо.
— Бросьте, Джон, — произнес второй детектив. — Все выяснится, и очень скоро.
— Не сомневаюсь, — прошипел Ребус, и Холмс вытащил его за дверь.
Ребус стоял в полутемном коридоре, опустив голову. Ярость его прошла, но он все еще с трудом верил в произошедшее.
— Инспектор Ребус!
Они оба резко обернулись. Перед ними стояла секретарша Уотсона. Она тоже выглядела испуганной.
— Вас хочет видеть суперинтендант. Мне показалось, что речь идет о каком-то исключительно срочном деле.
— Еще бы.
Он шагнул в ее сторону с таким свирепым видом, что она отпрянула.
* * *
— При всем моем уважении, сэр, позволю себе заметить — эту мразь подкупили.
Это золотое правило Ребус заучил с армейского времени: когда ругаешься, разговаривая со старшим, — никогда не забывай вставлять «при всем моем уважении, сэр». Тогда никто не обвинит тебя в нарушении субординации.
— Джон… — Уотсон сцепил пальцы, поднес их к лицу и принялся изучать, будто никогда раньше не видел. — Мы вынуждены принять дело к расследованию. Я знаю, что это бред, никто из наших людей не поверит в поклеп, но мы обязаны доказать, что это поклеп. Это наш долг.
— И все же, сэр…
Уотсон остановил его жестом и снова сцепил пальцы.
— Вы ведь уже и так освобождены от ваших обязанностей до тех пор, пока наша кампания не развернется в полную силу.
— Да, сэр, но это именно то, чего он добивается.
— Он?
— Некто по имени Хайд. Он хочет, чтобы я перестал раскапывать дело Ронни Макгрэта. Вот зачем эта инсценировка.
— Вполне возможно. Но факт остается фактом: на вас подана жалоба…
— Этим юным подонком.
— Он утверждает, что вы заплатили ему двадцать фунтов, если не ошибаюсь.
— Я дал ему двадцать фунтов, но не за то, чтобы он снимал свои вонючие штаны!
— За что же?
Ребус уже открыл рот, но осекся. В самом деле: за что он заплатил мальчишке по имени Джеймс эти деньги? Он так подставил сам себя, как никакому Хайду и не снилось: сам выполнил всю работу своего доброжелателя. А теперь там, внизу, этот Джеймс произнесет свой хорошо выученный монолог перед двумя следователями — а ты, Джон, можешь заявлять что угодно. В дерьме по самую макушку.
— Отстранить меня от дела — значит сыграть на руку Хайду, сэр. — Ребус решил сделать последнюю попытку: — Если парень говорит правду, то почему не пришел прямо вчера, а выждал еще день?
Но Уотсон словно уперся рогом:
— Нет, Джон. Я прошу вас не появляться на службе день или два. Пожалуй, даже неделю. Сделайте паузу. Занимайтесь, чем хотите, но оставьте дела. Мы все уладим, не волнуйтесь. Мы раздробим его показания на такие мельчайшие части, что он перестанет понимать, что к чему, потом один из этих кусочков лопнет — а с ним и вся история. Не волнуйтесь.
Ребус посмотрел на Уотсона. То, что тот говорил, несомненно имело смысл; более того, это было очень тонко. Вероятно, Фермер совсем не такая уж деревенщина.
Он вздохнул.
— Как прикажете, сэр.
Уотсон кивнул, улыбаясь.
— Кстати, — сказал он, — вы помните Эндрюса? Того, что держит клуб «Финли'с»?
— Конечно, вы познакомили нас тогда на ланче, сэр.
— Вот-вот. Он предложил мне стать членом его клуба.
— Я рад за вас, сэр.
— Сейчас, когда с юга понаехало столько богатой публики, желающие получить членство ждут своей очереди чуть ли не по целому году, но он сказал, что сделает для меня исключение. Я ответил, чтобы он не беспокоился — я мало пью и совсем не играю, — но все равно очень приятно. Может быть, стоит попросить его принять вас вместо меня? Приятно проведете образовавшийся у вас досуг.
— Да, сэр. — Ребус обдумывал предложение. Выпивка и игра: приятное сочетание. Лицо его посветлело. — Благодарю вас, сэр. Это необычайно любезно с вашей стороны.
— Я попробую. И последнее.
— Да, сэр?
— Вы собираетесь заглянуть на сегодняшнюю вечеринку у Малькольма Лэньона? Помните, в «Эйри» он приглашал нас?
— Я совершенно забыл, сэр. А не будет ли это все же… не совсем уместно?
— Вовсе нет. Мне самому, наверное, не удастся выкроить время, но я не вижу, почему бы вам не принять приглашения. Только не говорите ни слова о… — Уотсон кивнул на дверь, имея в виду юного негодяя в комнате для свидетелей.
— Я вас понял, сэр. Спасибо.
— И еще, Джон…
— Да, сэр?
— Никогда не грубите мне. При всем уважении или без оного. Идет?
Ребус почувствовал, что щеки его опять краснеют — теперь не от гнева, а от стыда.
