— Я не знаю его фамилию. Может, и Ронни — не настоящее имя. Там почти никто не называет себя настоящим именем.
— Трейси, я очень хотел бы поговорить с вами о Ронни. Если хотите— по телефону, но гораздо лучше было бы встретиться. Уверяю, что вам совершенно ничего не грозит
— Как раз наоборот! Потому я и звоню. Мне сказал Ронни.
— Что он сказал?
— Сказал, что его убили!
Ребус уже не видел своего кабинета; остался только голос в трубке, он и телефон.
— Он вам сам это сказал?
— Ну да.
Она начала всхлипывать, глотая слезы. Ребус представил себе испуганную девочку, почти еще школьницу, стоящую где-то в телефонной будке.
— Он сказал, что я должна спрятаться, — произнесла она наконец. — Он все время повторял, чтобы я спряталась.
— Послушайте, хотите, я за вами приеду? Где вы находитесь?
— Нет!!
— Ну скажите тогда, как был убит Ронни. Вы знаете, где мы его нашли?
— Там, где он и лежал. На полу, у окна.
— Не совсем.
— Там, там! Он лежал у окна, свернувшись калачиком. Я подумала, что он спит. Взяла его за руку — а он холодный… Я побежала разыскивать Чарли, но он как сквозь землю провалился. И я испугалась…
— Вы видели, как Ронни лежал, свернувшись калачиком?
Ребус начал чертить круги на обложке папки.
— Видела.
— В гостиной?
Девушка, казалось, не поняла.
— Почему в гостиной? Наверху, в спальне.
— Ясно.
Ребус продолжал рисовать круги. Он пытался представить себе, как Ронни, еще живой, спускается вниз после того, как Трейси убежала. И падает в гостиной.
Тогда понятно, откуда синяки.
Да, но свечи? Не мог же он упасть точно между ними?
— Когда это случилось?
— Вчера вечером, а во сколько — не знаю. Я страшно перепугалась, а потом позвонила в полицию.
— Когда приблизительно вы позвонили?
Она подумала.
— Около семи утра.
— Трейси, вы могли бы повторить ваш рассказ для официальных показаний?
— Зачем?
— Я объясню, когда за вами приеду. Только скажите мне, где вы.
Девушка снова задумалась.
— Я вернулась обратно в Пилмьюир, — проговорила она наконец. — В другой дом.
— Вы же не хотите, чтобы я приезжал туда за вами? Но вы, наверное, недалеко от Шор-роуд. Давайте встретимся там?
— Ну…
— Там есть паб «Док-Лиф», — продолжал Ребус, не давая ей возразить. — Вы его знаете?
— Меня оттуда несколько раз выгоняли.
— Прекрасно, меня тоже. Я буду ждать вас у входа через час. Идет?
— Хорошо, — ответила она без энтузиазма.
Ну что ж, не придет, так не придет. Вроде бы говорит правду; но может оказаться одной из тех бедолаг, которые звонят в полицию, чтобы привлечь к себе внимание, доказать самим себе, что они кому-то интересны…
Но ведь недаром же у него было предчувствие?
— Хорошо, — повторила она и повесила трубку.
* * *
Оживленная магистраль Шор-роуд огибала город вдоль северного побережья. Заводы, склады и мебельные магазины, а за ними — спокойный серый залив, Ферт-оф-Форт. Обычно на другом берегу был виден Файф, но сегодня над водой висел низкий туман. По ту сторону шоссе — склады, по эту — жилые дома, пятиэтажные предшественники высоток. На углу несколько магазинчиков, где встречались и обменивались слухами местные жители, да пара небольших, по старинке оборудованных пабов, где бармены знали всех посетителей в лицо.
В пабе «Док-Лиф» старое поколение пьяниц сменилось новым — молодыми безработными, живущими по шесть человек в четырехкомнатных квартирах на Шор-роуд. Кражи и ограбления, однако, были нечасты. Старое доброе правило: с соседями лучше жить в мире.
Приехав раньше условленного времени, Ребус успел выпить полпинты. Пиво дешевое, но неплохое. Все, кто сидел в пабе, казалось, знали, кто он такой: если не по имени, то по профессии. Голоса упали до шепота, взгляды старательно отводились. Когда в половине четвертого он вышел на улицу, то даже зажмурился от яркого света.
— Вы полицейский?
— Да, Трейси.
Она стояла, прислонившись к стене паба. Он прикрыл глаза ладонью, чтобы разглядеть ее лицо, и с изумлением увидел перед собой женщину от двадцати до двадцати пяти лет. О ее возрасте можно было догадаться сразу, несмотря на одежду и прическу в бунтарском молодежном стиле: коротко стриженные, вытравленные перекисью волосы, в правом ухе две сережки-гвоздика, «вареная» футболка, линялые джинсы и красные баскетбольные кроссовки. Высокая, не ниже Ребуса. Когда его глаза привыкли к свету, он разглядел у нее на щеках дорожки от слез. Морщинки у уголков глаз выдавали смешливый нрав, но сейчас ее зеленые глаза не смеялись. В какой-то момент жизнь этой девушки сделала крутой, неверный поворот — но у Ребуса было впечатление, что она еще не потеряла надежду вернуться на прямую дорогу.
В последний раз он видел это лицо смеющимся: перед ним была девушка с отстававшей от стены фотографии в комнате Ронни.
— Трейси — ваше настоящее имя?
— Типа того.
Он пошел рядом с ней. Не оглядевшись по сторонам, она перешла дорогу по пешеходному переходу, подошла к стене одного из зданий, остановилась, глядя на поднимающийся с залива туман, и обхватила себя руками за плечи.
— Это мое второе имя.
Ребус оперся рукой о стену.
— Вы давно знаете Ронни?
— Три месяца. Столько, сколько я живу в Пилмьюире.
— А кто еще жил в этом доме?
Она пожала плечами.
— Одни приходили, другие уходили. Мы прожили там всего три недели. Иногда, когда я спускалась утром вниз, там на полу спало человек пять. Никто их не выгонял. Как одна большая семья.
— Почему вы думаете, что Ронни убили?
Она подняла на него сердитые, но влажные глаза.
— Я же говорила вам по телефону! Он сам сказал мне! Он куда-то ходил, принес порошок. Но вид у него был, знаете, какой-то не такой… Обычно он, когда купит, делался как ребенок перед Рождеством, такой счастливый… А тут… Он был чем-то напуган и повторял как заведенный, чтобы я пряталась, что за ним придут.
— Кто придет?
— Не знаю.
— Он говорил это после того, как принял дозу?
— Нет, потому-то я и напугалась. Он говорил это до того. В руке держал пакет. А меня вытолкал за дверь.
