А судья тем временем продолжал муссировать вопрос о какой-то дурацкой ошибке в показаниях полицейского, арестовавшего Уоткиса. Парень дал показания, согласно которым он произвел арест со словами: «Привет, Томми, что тут на сей раз стряслось?» – тем самым натолкнув присяжных на мысль, что Уоткис хорошо известен в местном полицейском участке (а этот факт не мог не повлиять на их объективность). Таким образом, судья был вынужден вынести решение о роспуске присяжных.
– Повезло тебе, Томми! – крикнул кто-то с галереи, но тут же осекся под испепеляющим взглядом судьи. Ребус с удивлением отметил, что где-то уже слышал этот голос.
Когда все встали, Ребус сделал несколько шагов вперед и посмотрел наверх, на галерею. Зрители тоже поднялись, и среди них Ребус увидел молодого человека в кожаном костюме и с мотоциклетным шлемом в руках, весело улыбавшегося Уоткису. Юноша вскинул сжатый кулак, приветствуя подсудимого, а затем повернулся к выходу. Это был Кенни, приятель Саманты. Ребус вернулся к тому месту, где стояли Флайт с Лэмом, с любопытством наблюдая за его действиями. Но все его внимание было приковано к скамье подсудимых. На лице Уоткиса было написано колоссальное облегчение. Офицер Лэм, напротив, был готов рвать и метать.
– Повезло же проклятому ирландцу, – прошипел он.
– Томми такой же ирландец, как и ты, Лэм, – флегматично проговорил Флайт.
– В чем его обвиняли? – спросил Ребус, все еще находясь под впечатлением газетной статьи, присутствия Кенни в зале суда и его действий. Судья покидал зал через дверь, обитую зеленой кожей, со стороны скамьи присяжных.
– Как обычно, – отвечал Лэм, быстро успокаиваясь, – изнасилование. Когда его старушка откинула копыта, он захотел подыскать себе другую шлюху. И попытался «убедить» одну девчонку на улице заработать для него пару шиллингов. Когда она отказалась, он вышел из себя и поимел ее. Ублюдок. Мы достанем его на повторном слушании. Я уверен, что это он пришил свою женушку.
– Тогда докажи это, – сказал Флайт. – А пока лучше подумай об одном полицейском, которому необходим хороший пинок под задницу.
– Точно, – согласился Лэм. Он зловеще улыбнулся и, поняв намек, покинул зал суда в поисках незадачливого констебля Миллса.
– Инспектор Флайт.
Навстречу им стремительной походкой приближался обвинитель, сжимая в левой руке кипу книг и документов и протягивая ему правую руку. Флайт принял эту ухоженную руку и пожал ее:
– Здравствуйте, мистер Чамберс. Это инспектор Ребус. Он приехал из Шотландии, чтобы помочь нам в расследовании дела Оборотня.
– Ах да, Оборотень, – заинтересовался Чамберс, – я буду с нетерпением ждать возможности выступить обвинителем по этому делу.
– Надеюсь, мы предоставим вам эту возможность, – сказал Ребус.
– Ну, – молвил Чамберс, – не так-то просто поймать такую рыбку, как наш друг. – Он покосился в сторону скамьи подсудимых, которая теперь была пуста. – Но мы не сдаемся, – вздохнул он, – мы не сдаемся. – Помедлил и добавил, понизив голос, специально для Флайта: – Учти, Джордж, мне совсем не нравится, когда меня сажает в лужу моя собственная команда. Усек?
Флайт покраснел. Чамберс опустил его так, как ни суперинтендант, ни начальник полиции не посмели бы, и он прекрасно осознавал это.
– Всего хорошего, господа, – на ходу попрощался Чамберс, – удачи вам, инспектор Ребус.
– Спасибо! – крикнул Ребус в спину удаляющейся фигуре.
Флайт наблюдал за тем, как Чамберс рывком распахивает двери, а его мантия развевается у него за спиной и косичка парика покачивается из стороны в сторону. Когда двери закрылись за ним, Флайт издал приглушенный смешок:
– Высокомерный хрен. Но он лучший в своем деле.
Ребусу начинало казаться, что в Лондоне не может быть ничего второсортного. Его уже представили «прекрасному» патологоанатому, «лучшему» обвинителю, «самой крутой» команде судмедэкспертов, «классным» аквалангистам. Не было ли все это проявлением столичного высокомерия?
– Я думал, все лучшие юристы ударились теперь в коммерцию, – сказал Ребус.
– Не все. Это только алчные ублюдки, которые работают в Сити. К тому же суд и прочая бодяга – все равно что наркотик для Чамберса и иже с ним. Они актеры, и они неплохо справляются со своей ролью, черт побери.
Да, Ребус знавал в свое время нескольких блестящих адвокатов, которые проигрывали дела не из-за отсутствия необходимой профессиональной подготовки, а скорее из-за стремления покрасоваться. Им удавалось заработать лишь четвертую часть того, что зарабатывали их собратья, обслуживавшие коммерческие корпорации, какие-то пятьдесят тысяч фунтов в год, но они мирились с этим во имя своего народа.
Флайт двинулся по направлению к дверям.
– Чуть не забыл, – сказал он. – Чамберс учился какое-то время в Штатах. Они там учат их быть настоящими актерами. И циничными ублюдками. Мне говорили, что он был лучшим в своем выпуске. Вот почему мне нравится то, что он на нашей стороне. – Флайт помолчал. – Ты все еще хочешь перекинуться парой слов с Томми?
Ребус пожал плечами:
– Почему бы и нет?
Уоткис стоял в вестибюле у одного из широких окон и с наслаждением курил, слушая своего солиситора. Потом они повернулись и начали удаляться.
– Слушай, – сказал Ребус, – я передумал. Давай оставим Уоткиса в покое на какое-то время.
– Ладно, – кивнул Флайт, – ты же у нас эксперт.– Но, увидев его кислое выражение лица, расхохотался. – Расслабься. Я-то знаю, что ты никакой не эксперт.
– Звучит ободряюще, Джордж, – сказал Ребус, даже не подумав обидеться. И, глядя в спину удаляющемуся Уоткису, подумал: не мне одному сегодня пофартило.
Флайт снова рассмеялся. Его так и разбирало любопытство: кого же это Ребус высматривал в зале суда? Но если он не хочет говорить об этом… Что ж, его право. Флайт умел ждать.
– Так что теперь? – спросил он.
Ребус выразительно потер челюсть.
– Мое свидание с дантистом, – ответил он.
Энтони Моррисон, который настаивал на том, чтобы его называли Тони, оказался намного моложе, чем ожидал Ребус. Ему было не более тридцати пяти лет, и его хилая подростковая фигура совершенно не сочеталась с головой взрослого мужчины. Ребус выругал себя за то, что разглядывает его чересчур пристально. Блестящее, гладко выбритое лицо, пучки щетины на подбородке и на щеке – там, где бритва была бессильна выполнить свою работу, аккуратно подстриженные волосы и сосредоточенный взгляд: на улице он принял бы его за шестиклассника. Да, несомненно, как патологоанатом, а тем более дантист-патологоанатом, – этот парень представлял собой полную противоположность Филипу Казнсу.
Узнав о том, что Ребус шотландец, Моррисон пустился в пространные рассуждения о том, чем современная патологическая анатомия обязана шотландцам, «таким, как Глейстер и сэр Сидни Смит», оговорившись, что последний родился на островах Антиподов. Потом он признался, что его отец был шотландцем, хирургом, и поинтересовался, известно ли Ребусу о том, что первая в Англии кафедра судебной медицины была основана именно в Эдинбурге. Ребус, слегка растерявшийся от такого обилия фактов, признался, что в первый раз об этом слышит.
