– Меня очень взволновало это дело, инспектор Ребус.
– Пожалуйста, зовите меня Джон. Мы ведь сейчас не на работе.
Она кивнула:
– Я хотела поблагодарить вас за то, что разрешили мне ознакомиться с материалами по делу. Думаю, что у меня уже вырисовывается интересная картина… – Она сунула руку в сумочку и достала оттуда пачку разноцветных карточек, разложенных по алфавиту и скрепленных большой скрепкой. Карточки были исписаны тоненьким аккуратным почерком. Она уже было собралась начать читать, но Ребус перебил ее:
– Может, сначала мы все-таки сделаем заказ?
Она не сразу поняла его, но потом улыбнулась.
– Простите, – сказала она, – все дело в том, что я…
– Очень взволнованы. Вы уже говорили.
– А разве полицейских не охватывает волнение, когда им кажется, что они нашли ключ к разгадке?
– Практически никогда, – проговорил Ребус, делая вид, что изучает меню. – Мы рождены пессимистами. Нас не охватывает волнение до тех пор, пока виновная сторона не будет водворена за решетку.
– Это любопытно. – Она так до сих пор и не открыла меню. Карточки лежали посредине стола. – Мне-то казалось, что людям вашей профессии просто необходимо быть оптимистами, иначе вы будете все время думать, что вам никогда не удастся раскрыть преступление.
Все еще изучая меню, Ребус решил, что будет лучше, если она закажет за них обоих. Он взглянул на нее.
– Я пытаюсь не думать о том, удастся или не удастся мне раскрыть преступление, – сказал он, – я просто делаю свою работу, медленно, шаг за шагом.
Официант поставил на стол напитки:
– Вы готовы сделать заказ?
– Пока нет, – сказал Ребус, – можно еще пару минут подумать?
Лиза Фрейзер разглядывала его в упор через стол с довольно узкой столешницей. Пальцами правой руки она водила по краю стакана буквально в двух сантиметрах от его левой руки. Ребус чувствовал прикосновение ее коленей. Все остальные столы в зале казались больше, чем этот, и кабинки – более освещенными.
– Фрейзер – это шотландское имя, – сказал он, чтобы заполнить паузу.
– Верно, – ответила она, – мой прадед приехал из городка под названием Киркалди.
Ребус улыбнулся. Она произнесла слово так, как оно писалось.
– Керколди, – поправил он и добавил: – Я родился и вырос недалеко оттуда. В пяти или шести милях, если быть точным.
– Правда? Вот это совпадение! Я там никогда не была, но мой дедушка рассказывал, что там родился Адам Смит.
Ребус кивнул:
– Только не ждите от него слишком многого. Хотя это неплохой крошечный городишко. – Он поднял стакан и покрутил его, наслаждаясь мелодичным позвякиванием льда о стенки.
Лиза наконец принялась изучать меню. И вдруг она заговорила, не поднимая глаз:
– Зачем вы здесь? – Вопрос был настолько неожиданным, что буквально ошарашил Ребуса. Что она имела в виду? Зачем он здесь, в ресторане, или зачем он в Лондоне, или зачем вообще живет на планете Земля?
– Я здесь затем, чтобы найти ответы на некоторые вопросы. – Ему понравился собственный ответ; таким образом он убил сразу трех зайцев. Он поднял стакан: – За психологию.
Она тоже подняла стакан. Лед нежно позвякивал о стекло.
– За то, чтобы постепенно найти ключ к разгадке.
Оба выпили. Она снова уткнулась в меню.
– Итак, – сказала она, – что мы будем есть?
Ребус знал, как управляться палочками, но сегодня вечером, пожалуй, не стоило и пытаться. Он не мог ухватить ни лапшу, ни кусочки утиного мяса, беспрестанно ронял еду на стол и расплескивал соевый соус по всей скатерти. Чем чаще это случалось, тем больше он расстраивался, а чем больше он расстраивался, тем хуже у него получалось. Наконец он сдался и попросил вилку.
– Никакой координации, – объяснил он. Она улыбнулась понимающе (или сочувствующе?) и подлила чаю в его миниатюрную чашечку. Он ощущал, как ей не терпится рассказать ему о том, что ей, по ее мнению, удалось узнать об Оборотне. Пока они расправлялись с крабовым супом, оба поддерживали вежливый светский разговор: о прошлом, о планах на будущее. Ребус поддел вилкой микроскопический кусочек мяса и спросил:
– Так что же вы выяснили?
Она взглянула на него, удостоверяясь, что ее час настал. Он кивнул в знак подтверждения, и тогда она отложила палочки, сняла скрепку с карточек и, откашлявшись, заговорила, лишь иногда заглядывая в записи:
– Ну, во-первых, меня поразили следы соли, обнаруженные на телах жертв. Я знаю, многие думают, что это следы пота, но я убеждена, что это следы слез. Отношения убийцы и его (или ее) жертвы – вещь загадочная и непостижимая. – Ну вот, опять «его или ее». Ее. – На мой взгляд, следы слез говорят о том, убийца испытывал чувство вины, причем не во время подготовки к преступлению, а в самый момент его совершения. Это позволяет нам взглянуть на убийцу несколько по-другому: вполне возможно, что он совершает свои деяния против собственной воли. Не исключено, что человек, которого вы называете Оборотнем, болен шизофренией, а значит, темная сторона его натуры проявляется лишь в определенное время.
Она явно собиралась продолжать, но Ребус чувствовал, что не поспевает за ней, что ему необходимо осмыслить сказанное. Он был вынужден прервать ее:
– Вы хотите сказать, что большую часть времени Оборотень ведет себя как нормальный человек, как вы или я?
Она энергично кивнула:
– Да, вот именно. Я как раз хотела сказать, что за исключением тех периодов, когда он теряет над собой контроль, он абсолютно нормален. Поэтому его так сложно поймать. Ведь он не слоняется по улицам, повесив на грудь табличку «Я – Оборотень»…
Ребус задумчиво кивнул. Он понимал, что, делая вид, будто внимательно слушает ее, он на самом деле не сводит глаз с ее лица, прожигая ее насквозь немигающим взглядом.
– Продолжайте, – попросил он.
Глубоко вздохнув, она отложила карточку и взяла следующую:
– Обратите внимание на то, что Оборотень совершает свои ужасные манипуляции над жертвами уже после их смерти. Обычно серийные убийцы глумятся над еще живыми людьми, так как это дает им ощущение безраздельной власти над жертвой, а для них это – главное. Но Оборотень не такой. Акт убийства для него не имеет особого значения. Он убивает быстро, причиняя минимум страданий. Но и дальнейшие его действия продиктованы отнюдь не садизмом. Скорее всего, Оборотень играет с телом жертвы в какую-то игру, действуя по одному ему ведомому сценарию.
И вот опять все ее слова, ее энергия, ее желание поделиться своими идеями не находили отклика в сердце Ребуса. Как он может сосредоточиться, когда она так близка, так близка и так красива?
